Поль Монтер - Джулиан. Возвращение

Конец осени выдался необычайно дождливым, и промозглая сырость словно вуалью окутала предместье Куа Тронкиля. Нечего было и думать расположиться в роще, где раньше густая зелень была для них альковом. И Филипп-Анри с Эмильеной облюбовали развалины старой мельницы, что когда-то построил самонадеянный глупец в пику отцу. Решивший быстро разжиться деньгами без совета и нравоучений. Конечно, не прошло и нескольких месяцев, как молодой строптивец дочиста разорился и, заливая горе вином, вскоре скончался, скатившись с крутой лестницы на каменный пол. Желающих занять непригодное место не нашлось, и ко времени появления в ней молодой парочки остались лишь обветшалые стены с дырами вместо окон, слетевшей с петель дверью и прохудившейся крышей. Внутри разрушенной постройки всё пропахло затхлой сыростью. Гнилые доски жалобно скрипели при малейшем ветерке, лужи на полу не просыхали неделями. Но, видно, знатные господа были брезгливы лишь на людях. Их вовсе не смущал ни запах, ни жалкий вид запущенного жилища. Они как ни в чём не бывало устраивались прямо на полу, раскидав по нему сено из копны, что так старательно собирали крестьяне, и накрывали это самодельное ложе накидкой из тонкого сукна. Никто не мешал им предаваться неуёмной страсти и развлечениям в своё удовольствие. А после с циничными ухмылками обсуждать родню, попивая вино из фляги Филиппа-Анри.

В один из дней над лесом разразилась нешуточная гроза. Перепуганные родители отправили слуг и крестьян-арендаторов на поиски своих легкомысленных чад, придя в ужас, что их прибьёт молнией или понесёт обезумевшая от раскатов грома лошадь. Несчастной прислуге осталось надеяться на милость всех Святых да удачное завершение поисков. Видно, злой рок привёл к старой мельнице крестьянина Риваля и заставил бедолагу заглянуть внутрь. Опешив от увиденного, старик громко вскрикнул:

– Силы небесные! Глазам не верю, чтобы таким недостойным делом занимались благородные сеньоры, да ещё в столь юном возрасте!

Злобные гримасы мигом исказили разгорячённые похотью лица и, отпрянув друг от друга, Филипп и Эмильена впились в Риваля взглядом полным ненависти.

– Паршивый жалкий старик, надо же было испортить всё удовольствие! – грубо рявкнул барон, подскочив к Ривалю.

– Сеньор Лессар! Ваша родня отправила на поиски немало слуг, в боязни что вы пострадали от грозы. Но, как ни прискорбно, лучше бы вашей славной матушке потерять сына, чем принять его позорное поведение. А уж по части госпожи Клермон де Винье, пожалуй, даже деревенская девушка не позволила бы себе такого до свадьбы.

Внезапно Эмильена рассмеялась и, без всякого смущения поправив лиф платья, подошла к крестьянину и, подмигнув, протянула:

– Вот незадача, папаша, видно, ты так одержим добродетелью оттого, что твоя старуха утратила любовный пыл. Но я сумею взбодрить даже замшелого старикашку вроде тебя.

Риваль задохнулся от возмущения, совсем не заметив, как обменялись быстрыми взглядами баронесса и Филипп. Старик отшатнулся от девушки, что внушала ему ужас своей вульгарной ухмылкой и речью уличной потаскухи. Но бедолага не успел толком сообразить, что произошло, как нестерпимая боль разом лишила его сил. Так и не издав ни единого звука, крестьянин повалился на юного барона. Филипп-Анри резкого выдернул кинжал из обмякшего тела старика и с ловкостью мясника полоснул несчастного по горлу. Глаза Эмильены расширились, тонкие ноздри затрепетали, и на лице промелькнула ухмылка сладострастия.

Филипп-Анри бросил победный взгляд на свои испачканные кровью руки.

– Смотри, Эми, совсем как в детстве. Помнишь, мы швыряли кроликов волку и смотрели, как он разрывает их жалкие тушки? Тогда мои пальцы тоже были в крови, и я приложил их к кружеву твоего платья.

Девушка неспешно подошла вплотную к барону и нежно прижалась к его груди.

– Конечно, помню, Филипп, – томно выдохнула она. Юноша медленно провёл по её губам окровавленным пальцем и хрипло шепнул:

– Проклятье, вид крови возбуждает меня до крайности, ничего не могу с собой поделать. Этот старый недоумок так некстати прервал нашу любовную игру, но теперь я хочу тебя ещё сильнее.

Эмильена лишь крепче прильнула к своему спутнику и, взяв его руку, медленно облизнула пальцы барона. Но не успела пара, охваченная страстью, слиться в долгом поцелуе, как им явно послышался протяжный стон. Поначалу оба с досадой подумали, что это бедолага Риваль отдал последний вздох, но брошенный взгляд на тело, лежащее без всякого движения, убедил их, что крестьянин давно мёртв. А меж тем глухой и надрывный стон, словно исходящий из стен, вновь повторился.

Молодые люди замерли на месте, напряжённо вглядываясь в полумрак жалкой комнатёнки и, затаив дыхание, прислушались. Дождевые капли монотонно стучали по разбитой крыше, но к этому заунывному звуку явно добавилось чьё-то тяжёлое дыхание. И затем вновь послышался протяжный стон.

Эмильена машинально бросила взгляд на мёртвое тело крестьянина и внезапно вскрикнула, отчаянно вцепившись в руку барона.

– Филипп! Ох… Филипп! – только и смогла произнести девушка. Юный сеньор обеспокоенно уставился на лужу крови, что успела натечь возле головы убитого. Холодные глаза его вспыхнули, и пот заструился по вискам. Словно невидимая рука, обмакнув в кровь палец, медленно выводила на досках пола буквы. Эмильена и её спутник с расширившимися глазами уставились на эти письмена и едва заметно шевелили губами, пытаясь прочесть послание. Филипп-Анри, в конце концов, опустился на колени, желая разобрать буквы, ведь сумрак мельницы делал их очертания и вовсе размытыми. И, видно, тот, кто отправлял послание, был необычайно слаб и немощен. Слова шли вкривь и вкось. Баронесса застыла, прижав руки к груди, и тяжело дышала.

– Ну, что там, Филипп? Не мучай меня! Проклятье! Я не могу прочесть, перед глазами всё плывёт, – сдавлено пробормотала она.

– Ой, Эми! Ты только посмотри, трижды написано одно и то же.

– Да что именно, скажи, наконец!

– Да всего лишь: «помогите мне». И всё, да-да, больше ничего, взгляни сама, если не веришь. Как ты думаешь, Эми, это послание для нас? Вернее, я… я… хочу сказать, что его автор… возможно…

– Джулиан! – истерично крикнула Эмильена, рухнув на колени. Ничего не осталось от самодовольной жеманной девицы – сейчас баронесса Клермон де Винье походила на помешанную. Глаза её сверкали, губы кривились, по лицу градом катился пот.

– Мой мальчик… мой любимый мальчик… Джулиан…

Глядя на подругу, Филипп-Анри испытал необъяснимый ужас и с побелевшим до синевы лицом, так же как и Эмильена, протянул вперёд руки, словно слепец, что пытается на ощупь определить, нет ли преграды.