Алексей Щуров - Песни северного ветра

Обнял за талию ее
И в щеки лобызает,
Она – белее полотна —
В отчаянье рыдает.

Его мужланом назвала,
Хотя был ласки полон.
– Сегодня – я, а завтра – ты!
Тебя склюет мой ворон!

Он валит на траву ее,
За талию хватая.
Он много раз возился с ней,
Пыл жаркий утоляя.

– За этот грех меня женой
Теперь наречь пристало!
– Нет, милая моя, адью:
Сорока вас склевала.

– Вы обесчестили меня
И тело осквернили!
Да покарает вас господь:
Вы грех не искупили!

– Пускай карает, – он в ответ, —
Нашли еще пророка.
Слова подобны ветерку,
Склевала вас сорока!

– Позор мне, а слова твои
Довольно легковесны!
Коль я рожу, как звать тебя?
Откуда ты, безвестный?

– Я – Ричард, Роберт, Джек и Уилл
Из Оксфорда и Йорка;
Мой дом – Бристоль и Кренкервилл,
Пул, Кембридж – и не только!

Девицам поучтивей быть —
И было б больше проку:
Никто не стал бы их валить —
Попомнят пусть сороку.

– Садись на своего коня
И прочь скачи, губитель!
Пусть не помилует тебя
Наш бог, Христос-Спаситель!

Я не жива и не мертва,
Но не сломлюсь от горя —
И пусть проклятие Христа
Тебя настигнет вскоре!

– О Трой Мюир, мой цвет любви,
Хочу тебя спросить:
Придешь в покои ты мои
Вина со мной испить?

– Вы оказали, госпожа,
Великую мне честь.
Ведь есть достойнее меня,
Чтоб с вами пить и есть.

– Во Град Дымов 10поедем мы,
В картинах мой покой;
На ложе славном эту ночь
Ты проведешь со мной.

– О боже! – юноша в ответ. —
В отъезде ваш супруг,
А королевой овладеть —
Грех хуже адских мук!

И тайно поклялась она,
Обиду затая:
– Еще не завершится день —
Но вспомнишь ты меня!

Когда все дамы спать ушли,
А рыцари – домой,
Ей нужен юный Трой Мюир:
– Зажги камин, друг мой.

Тебя молю, мой Трой Мюир,
Ночь проведи со мной.
– Вы замужем, и потому
Бесчестен ход такой.

– В саду валун давно лежит —
Никто не смог поднять,
А ты поднимешь – силачом
Тебя я стану звать.

Тогда откроет яма зев —
Страшней не может быть!
Но злата в нем полным-полно,
Чтобы герцогство купить.

– Коль я просплю ночь напролет,
Исполню ваш завет,
Как только солнце в небесах
Нам принесет рассвет.

С рассветом жаворонок песнь
Средь хора птиц поет,
Спешит в сад юный Трой Мюир:
Его труд тяжкий ждет.

Кольцо взяв, поднял он валун,
Все силы приложил,
Но там лежал голодный змей —
Он юношу обвил.

– Как змея снять не знаю я,
Он смерть мне принесет.
Не думал, я что госпожа
Меня на смерть пошлет.

По счастью, женщина пришла
И, вняв мольбе, скорей
Себе отрезала сосок —
Насытился им змей.

Уполз змей, юный Трой Мюир
Освобожден от зла,
А рана женщины за час
Исцелена была.

Любви цвет, Трой Мюир, сказал:
– Моею стать женой
Сегодня до заката дня
Прошу тебя, друг мой.

Был в тот же день брак заключен,
Женой ее назвал.
И сына родила она,
Как только срок настал.

И вырос у жены сосок
Там, где отрезан был —
За боль и радость ту жену
Господь вознаградил.

Молва облетела кухню,
Молва облетела дом:
Благороднейшему из Стюартов
Отдалась Мэри Гамильтон.

Он ее целовал на кухне,
Страсть в зале утолял,
Предавался любви с ней в подвале,
Но срок расплаты настал.

Замотала дитя в передник,
В море бросила, говоря:
– Уплывай моя крошка отсюда,
Прощай навек, дитя!

Сходит старая королева —
Тесьма в волосах горит:
– Девушка, где младенец,
Что горько так кричит?

– Нет его и не бывало
Здесь никогда у меня;
Моя краса померкла —
Тоска объяла меня.

– О Мэри, черный иль бурый
Сейчас надень убор:
Сегодня в Эдинбург едем —
Потешишь ты свой взор.

– Ни черный убор, ни бурый —
Хочу я затмить свет дня!
Эдинбург пусть увидит
В белом наряде меня.

Трижды громко она смеялась,
Въезжая в Кэннонгейт,
И трижды горько рыдала,
Покидая Кэннонгейт.

Каблук у нее сломался,
Когда в парламент шла,
А вышла – петля из пеньки
Мэри Гамильтон ждала.

Вели через Кэннонгейт ее,
Дорогу давали ей,
И женщины, глядя из окон,
Плакали по ней.

– Не плачьте по мне, – говорит она, —
Не плачьте по мне, прошу:
Дитя дорогое убила я,
И смерть за это приму.

Прошу принесите бутылку
Лучшего мне вина.
Хочу за вас я выпить,
А вы – за меня до дна!

За моряков веселых,
Чей путь по лону вод!
От них мать с отцом не узнают,
Что дочь домой не плывет!

За моряков веселых,
Что плавают за моря!
От них мать с отцом не узнают,
Что здесь казнили меня!

Когда меня в люльке качала мать,
Не знала она наперед,
Куда уеду и что за смерть
Меня с собой заберет.

Когда меня на руки брал отец,
Не знал он наперед,
Куда уеду и что за смерть
Меня с собой заберет.

Мыла вчера королеве стопы,
Готовила на ночь покой,
И вот награда – плясать в петле
В Эдинбурге перед толпой!

Останется лишь три Мэри —
Четырех носила земля:
Мэри Сетон и Мэри Битон,
Мэри Кармайкл и меня.

По миру летит людская молва
Ракитник зацвел, как его не любить
Королевна от брата сынка родила
За цветами больше нам не ходить.

В оленьи угодья они идут.
На спине брата – стрелы и лук.

– Крикну – ты сразу стреляй, мой друг,
А упаду – брось стрелы и лук!

Умру – хорони здесь, забудь свой страх,
И дерн зеленеет пусть в головах.

Крикнула – сразу звенит тетива,
Летит в цель серебряная стрела.
За цветами больше нам не ходить.

Могилу копал – глубока и длинна.
Мать с сыном в ногах приняла она.
За цветами больше нам не ходить.

Пришел брат в отчего дома зал,
А там люд честной на пиру танцевал.
За цветами больше нам не ходить.

– О Вилли, чего так печален ты?
– Нож в ножнах утратил – таких не найти.
За цветами больше нам не ходить.

– Корабль отца за море уйдет
И в ножнах нож тебе привезет.