Джордж Байрон - Три старинные повести о вампирах

— Это картина семнадцатого века, — говорит кто-то.

Обезьяна солидно кивает.

— Автор — Бернардо Строцци.

Обезьяна из уважухи перестает жевать.

— На последнем аукционе Сотбис значительно меньшее полотно этого мастера было продано за полтора миллиона долларов.

— Какая интересная вещь! — оживленно включается в разговор обезьяна. — А на какую сумму она застрахована?

Люди общаются с произведениями искусства, старыми книгами и прочим непосредственно, а обезьяны обезьянничают. Отсутствие собственных впечатлений позволяет вписаться в иерархию стада и быть не на последних местах. Обезьяна по-честному не видит разницы между Медным Всадником и чудищем, поставленным на площади Александра Невского. В случае необходимости списать в переплавку один из этих предметов обезьяна легко воспримет мнение старшего по иерархии, поскольку на самом деле обе статуи ей совершенно безразличны.

Потом все эти обезьяны собираются на каком-нибудь съезде петербургской интеллигенции и успешно добиваются того, что слово «интеллигент» из почти похвалы превращается в почти оскорбление.

Через несколько недель я открыл первый том записок и обнаружил, что до меня им никто не интересовался. В восемнадцатом веке большой лист бумаги, на котором печатали текст, складывали, предположим, в восемь раз, то есть in octavo. Получалось шестнадцать страниц. Из таких шестнадцатистраничных тетрадок составляли книгу. Читатель брал ножик и разрезал тетрадки по наружным сгибам, чтобы можно было открыть книгу в нужном месте. Если книга не разрезана, значит, никто не читал.

Меня заинтересовала статья доктора медицины Дж. С. Леттсома о некоторых особенностях действия древесины квассии горькой. Статья начиналась на сто двадцать восьмой странице, то есть в самом конце восьмой тетрадки. Разрезать не пришлось. Дальше шла гравюра с изображением листьев и плодов квассии, а за ней, перед сто двадцать девятой страницей, была вплетена шестнадцатистраничная тетрадка, исписанная очень мелким и очень аккуратным почерком.

Вплетены дополнительные страницы были исключительно добросовестно. Бумага была та же, переплет, как видно, слегка увеличили, чтобы легко поместилась рукопись. Она была не разрезана и вообще ничем не выдавала себя при наружном осмотре. Если бы я решил почитать другую статью, то не заметил бы никаких дополнений в книге.

Взяв лупу, я начал читать и с удивлением обнаружил, что почерк очень разборчив, язык английский, и я понимаю практически все. Результатом явился перевод, предлагаемый в этой книге.

Я перевел, как сумел. Хотел все «you» переводить как «вы», но не получилось. Поэтому «ты» и «вы» в предлагаемом переводе натыканы без особого смысла, исключительно по слуху.

Для удобства чтения я разбил тексты на абзацы. Аноним писал подряд, почти без знаков препинания. Читать диалоги, написанные сплошной строкой нам непривычно, поэтому в переводе они расположены обычным образом.

Догадаться, когда и с кем происходили описанные события, было вовсе не трудно. Слова мисс Ады о вампире, которого сэр Адриан носит в себе, и который вскоре вырвется на свободу, напомнили мне загадочную фразу из романа Мэри Шелли «Франкенштейн». Английский текст есть в Интернете, слово «вампир» в романе встречается один единственный раз, всё было очень просто.

Совсем легко было выяснить, что Мэри Шелли делала летом 1816 года. В общем, в истории Английского Анонима нет слишком сложных загадок.

Её финальная часть стала возможной потому, что лорд Байрон покинул Англию навсегда в апреле 1816 года. Его обвиняли в растлении малолетних, мужеложстве, сожительстве с собственной сестрой, атеизме, свободомыслии, нарушении священных уз брака, отчего сошла с ума одна из его аристократических любовниц. Он был великим поэтом, он был создателем новой эпохи человеческой мысли, он был национальным героем Греции и персонажем бессмертного «Фауста» Гёте, однако эти обвинения, судя по всему, были совершенно правдивыми. Перед самым отъездом он сделал что-то такое своей молодой жене, что она сбежала от него, обвинила во всех грехах, но никому, никогда до самой смерти не посмела намекнуть на причину разрыва. Некоторые соображения возникают при усиленном чтении книг, но они слишком зыбки и непристойны, чтобы ими делиться.

Перед самым отъездом Байрон нанял Джона Уильяма Полидори (1795–1821) в качестве личного врача. Заметим, что по свидетельствам современников Байрон был здоров, как бык. Он был хром от рождения, но это не лечится. Можно представить себе аристократа, путешествующего в сопровождении большого штата прислуги, среди которой находится врач, но чтобы врач был единственным сопровождающим… Это очень странно.

Полидори было всего двадцать лет. До достижения возраста в двадцать один год он не мог практиковать нигде, кроме Шотландии, а в Шотландии работы для него не нашлось. Кроме того, у Полидори не было денег. Они были у его отца Гаэтано Полидори, известного тем, что он был секретарем графа Викторио Альфиери, известного тем, что его немного переводил Пушкин. Отец сопровождал каждую выдачу денег идиотскими нотациями и замучил несчастного сына до того, что он готов был бежать куда угодно и с кем угодно. Вдогонку папа проклял сына за общение с дьяволом во плоти лордом Байроном.

Для Полидори, который сам хотел и пробовал писать, путешествие с Байроном, самым известным поэтом того времени, казалось дорогой в рай. На самом деле он ехал в ад. Байрон выгнал его с полпути без объяснения причин. Его унижали, над ним издевались, о нем рассказывали всё самое унизительное, что было и чего не было. Его называли не иначе, как «бедный Полли». Полидори был высок, красив, прекрасно сложён. Позже, в Италии он позировал для статуи Аполлона. Он был умён, образован, имел литературное дарование. Однако отец, Байрон и внутренние причины разрушили его жизнь. Он покончил с собой, передозировав морфин.

Между прочим, Джон Уильям Полидори был родным дядей по матери Данте Габриеля Россетти.

В Женеве лорд и врач встретили Перси Биши Шелли, его возлюбленную Мэри Годвин и её сводную сестру Клэр Клермон, которая успела побывать любовницей Байрона и забеременеть от него.

Шелли считали дьяволом во плоти. Он был атеистом, вольнодумцем, не слушался папу сэра Тимоти. Шелли совратил несовершеннолетнюю дочку своего старшего друга, известного писателя Уильяма Годвина и, будучи женатым, имея двоих детей, убежал с ней, то есть с Мэри Годвин и Клэр Клермон на континент в 1814 году. Он исповедовал свободную любовь, он заразился идеями либертинизма, он предлагал своей супруге сожительствовать с ним и с Мэри Годвин втроем!

Мэри Годвин, более известная как Мэри Шелли, автор прославленного романа «Франкенштейн», была дочерью Уильяма Годвина и писательницы и феминистки Мэри Уолстонкрафт. Мать умерла родами, оставив двух дочек, из которых старшая (т. е. не дочь Годвина) была рождена вне брака — серьёзное преступление в то время. В возрасте двадцати лет она покончила с собой, передозировав лауданум, то есть раствор опиума в алкоголе.