Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

дочерьми. Пока молчит и не вмешивается, но делать с ним

что-нибудь нужно, пока бунт не поднял. Все думаю, что…

Говорите, делать что-то нужно? Есть тут одно пред-

ложение…

– Давай, – шепнул Зевс, дослушав только до слов

«Уран скоро грохнется нам на головы».

– Доверишь мне?

– Я бы сам… брат, одолжи шлем?

Ну уж нет. Ты предводитель – тебе за всех на пиру

и отдуваться. Сообщай им свою волю, и участь, которую

ты измыслил для могучего Алтанта – Немезида от страха

побледнеет! Купайся в одобрении и здравницах.

А я прогуляюсь. С Гермесом (у него одного мозги не

отшибло). Невидимкой. И – ладно уж, без колесницы, по-бо-

жественному. Не каждый день подпорку под небо ставим.

С Алтантом провозились недолго. Выяснилось, прав-

да, что жилище его – неподалеку от того самого сада с зо-

лотыми яблоньками, подарка Геи на свадьбу Геры и Зевса…

Впрочем, Гермес махнул рукой и заявил легкомысленно:

– А чего там! Заодно и посторожит…

И в два счета уболтал своего деда так, что тот сам

принял небо на плечи.

Нет, глупость все-таки нужно карать.

433

Атлант принял свою участь – быть вечным стержнем,

держащим на себе небо – достойно. Тряхнул Урана пару раз

так, что Жертвенник в вышине перекосился. Потом выпря-

мился, горько скривив губы, глядя поверх головы внука-об-

манщика туда, где я только что снял хтоний.

– Ты, – валуном покатилось с губ. Смотрел Атлант

презрительно – как на падаль.

На дочерей-Плеяд, обнимающих с рыданиями ноги

отца, взгляды тратить не желал.

Кивок Атланту: ага, я, мог бы быть Зевс, но он там

занят на пиру. Кивок Гермесу: пошли уже. Сколько можно с

матерью объясняться…

Соломенные усы титана вдруг раздвинулись в ус-

мешке.– Гордишься собой, сын Крона? Напрасно. Нынче у

карателя и казненного одна судьба. И тебе держать на пле-

чах непомерную ношу. Только покараешь ты себя сам. И это

никогда не воспоют аэды.

И замолк, уставившись в непроглядную даль, только

глаза посверкивали синим прозрением.

Что не так с этими сыновьями Япета – непонятно.

Прометей носится, не замечает мрачнеющего взгляда Зевса,

тоже пророчествами фонтанирует. Эпиметей с Аресом и то

не боится сцепляться – ох, потерпит он из-за своей несдер-

жанности! Менетий еще где-то скрывается, но скрываться

долго у него явно ума не хватит…

Взгляд Атланта, исполненный непонятного знания,

жег спину до возвращения на Олимп.

Пир там продолжался, но встретившая нас Афина

хмуро сообщила:

– Праздник скоро кончится, – и пояснила, не сдержав

раздраженного жеста: – Потому что опять начнется битва!

Что за битва – разъяснилось только в самом зале.

Оказалось, что после чьего-то заявления о том, что пора

434

строить мирную жизнь, Мом-насмешник подал голос из-

под лабриссы, торчавшей над его головой:

– А как ее строить? Где наши цари, где вожди? Прежние

– в Тартаре! Кто управляет нынче землей, небом и морем?

Тут поднялась Гера. И понятно, что ответила на та-

кой вопрос.

Потом встала Амфитрита. И произвела гневное уточ-

нение: Кронид-то не один, или забыли? Зевс воевал не в

одиночестве! Крона победили вдвоем!

Тут в зал вошел я – еще одно уточнение – и все озада-

ченно примолкли.

– Втроем, – ледяным голосом подвел итог сам Зевс.

– Трое вождей вели войска. Трое Кронидов. Трое клявших-

ся… – «на скале над бурей», – прозвучало в его глазах. – И

власть над миром должно делить на троих.

При попытке Мома предложить нам показать свою

удаль в соревнованиях, Громовержец все-таки испол-

нил обещанное: ударил молнией. Правда, не всерьез, но

Правдимому Ложью хватило, чтобы замолчать.

– Это будет жребий, – голос грозой прокатился над

пирующими, и хмель вынесло вон откуда-то налетевшим

ветром. Громовержец встал, обвел всех ясными глазами –

будто и не пил. – Ананка уже промолвила свое слово. Дадим

ей высказаться еще раз. Жребий на троих.

Все бы тебе жребии, брат. Двести лет назад не взяли,

теперь брать будем?

– Когда?

– Завтра на рассвете.

Дольше бы ты не выдержал, младший? Ждать слов

Ананки тяжело.

Теперь тишина царила полнейшая. Дрогнул Аполлон

– задребезжали струны кифары. Бледная сидела Гера.

Афина заинтересованно нагнулась вперед – только она и

осмелилась разомкнуть молчание.

435

– На какие же части вы разделите мир? Небо, земля и море?

– Земля – удел смертных и Матери-Геи, – отрезал

Зевс. – Она принадлежит всем.

Хоть и будет подчиняться тому, кто получит небо.

Все мы будем подчиняться тому, кто получит небо, тому,

кто станет выше…

И ведь не мог же он забыть о договоре, заключенном

с Эребом, о клятве..

– Третьим станет подземный мир.

Мом захихикал что-то из угла, что вот, зачем жре-

бий-то при таком разделении, но скосился на лабриссу над

своей головой. Замолчал.

В роли носителя раздоров на этот раз выступил Арес.

– А кому тянуть первым?

Уберите из зала оружие, боги. Иначе и впрямь нач-

нется… по словам Афины.

– Что за вопрос? – вспыхнула Гера. – Кто был предво-

дителем? Кто – первый среди братьев?!

– А как ты определишь, кто из них второй и третий, о

Пышнотелая?

– Как ты меня назвала?!

– По старшинству тянуть, да и все тут! – брякнул с

досадой Посейдон, потом понял, что сказал, и схватился за

голову. Зевс подмигнул мне, уселся, наполнил свою чашу

нектаром и принялся наблюдать за сварой, откровенно на-

слаждаясь зрелищем.

– Вопросить Мойр!

– Пусть бросят жребий – кому первому тянуть!

– Опять жребий? Хватит одного жребия!

– Пусть соревнуются!

– По росту, да и все тут!

– Ты еще скажи – пусть чем другим померяются!

– Да пусть Мойры хоть слово скажут!

436

– Зевс братьев освободил? Ему и тянуть первому!

– А Посейдон как же?

– Ты еще Аида вспомни…

Я осушил чашу вина, поглядел, как орут друг на друга

Амфитрита и Гера, и принялся выбираться из зала. Дел-то…

Хоть по старшинству, хоть по росту.

Правда, кажется, я там и там тяну первым.

Сбежать из подобия праздничной битвы, в которое

превратилось чествование на Олимпе победителей, не

составило труда. Чутье само вынесло сперва к подножию

горы, поколебался немного – и к привычной бухте.

Мир еще хранил тишь отгремевшей войны. Рокотал

в отдалении Тартар, насытившийся кусками тела отца и

тушами остальных титанов. Нюкта наконец опомнилась

– набросила на небо свое покрывало, и море едва заметно

светилось изнутри – умиротворенное и пока еще ничье. Я

сделал несколько шагов по песчаной отмели, зашел поглуб-

же, омывая ноги. Ныли запоздало вспомнившие об устало-