Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

тарахтенье, что он-то усыпит… а если вдруг мальчик там

будет в компании? И ух, какое у меня было лицо…

Вот и хорошо. Хорошо, что тихо: пока пробираюсь по

звериной тропе, есть время подумать. Подумать надо, толь-

ко о чем – забыл: мысли-крысы одурели от свежего воздуха, понеслись вскачь, наперегонки, только одна кривляется, на-

глая, жирная: а если вдруг… мальчик там будет в компании?

196

Офиотавр и правда отыскался в компании. Меж двух

холмов, сразу за рощей. Ягненочек сидел, привязанный об-

рывком грязной веревки за ногу к молодому дубку. А компа-

ния – два великана – хозяйничала понемножку.

Один высекал огонь для костра, второй оглядывал

огромный медный котел и вертел с засохшими на нем остат-

ками козла. Выбирал, видно.

Заросли скрывали меня с головой, и в наступающих

сумерках видно было куда лучше, чем днем. Можно было

рассмотреть и кремневый нож, висевший на поясе у того,

что покрупнее, и тяжкую палицу в траве. Залысины в ры-

жих космах и рваный шрам на щеке у младшего. У старшего

не хватает двух пальцев и зубы растут кривовато.

Ветер дул от меня, но запах мочи и застарелой крови

все равно забивал дыхание. Вокруг набедренных повязок

великанов зудела туча мух.

– Кыш, - сказал младший. – Надоели. Так, это… огонь

уже, брат.

Искры с двух осколков кремня упали на сухие ветки, дали

всходы – огненный цветок. Старший закивал одобрительно.

– Поужинаем – и вперед, ага? Ночь идти. А тут от

горы этой… близко, ага.

– Так, это… перебредем?

– Перебредем, ага…

«Гора эта» – Олимп… Кроновы дезертиры, а может,

из вольных племен какие-то пустились в путь, искать, где

посытнее. Нанесло на мою голову – с ними же просто так не

справишься, с двоими! В первые полстолетия войны досыта

в драки с такими насовался – спасибо квадриге, что успевал

уйти с руками-ногами.

Теперь-то, конечно, можно драться по-божественно-

му… Хотя, была б моя воля – я бы не лез.

А на лице у Офиотавра страха не было. Лежал себе

в сторонке, ягненочек, посматривал на разгорающийся

197

костер с кристальным детским любопытством. Еще и во-

просами сыпал:

– А вам костер, чтобы греться, да? Или чтобы ужин

варить? А что у вас на ужин, а то мне уже есть хочется… А

я могу помочь. Я тете Гестии однажды помогал, когда она

похлебку варила, для раненых…

«Не выносит зла», – напомнила в памяти Фемида.

Если бы не выносит – а то не знает! Эх, мать-Гея, лучше бы

ты его родила с бычьей головой и змеиным телом.

– Так это… во дает, – радостно гукнул младший вели-

кан, вслушиваясь в болтовню мальчишки.

Ладно, что можно сделать? Если Гипнос объявится

– хорошо, если не объявится – лучше о таком не думать,

из оружия – меч да тьма, но после поездки на Гелиосовой

колеснице я едва ли готов к такому бою…

« Для тебя будет лучше, невидимка, если Гипнос не

появится ».

Как всегда вовремя. Хмыкнул из зарослей, отгоняя

ладонью назойливую муху.

«Почему это?»

« Потому что тогда тебе придется выполнять за-

думку Аты самому ».

Старший потопал с котлом к недалекой речке за во-

дой. Момент был подходящим.

Только вот старший Кронид колодой лежал в зарос-

лях: врос – с места не двинуться…

Крысы-мысли успокаивались. Охлаждались от бе-

шенства. Лапками сучили размеренно и чинно.

Ата задержалась, – сказала Гестия. Должна была при-

сматривать за мальчиком – а задержалась…

«Зачем?»

« Потому что для этой игры не нужен мальчик-Офи-

отавр на Олимпе. Потому что есть уже другой – сын Геи с

198

бычьей головой и змеиным туловищем. Тот, которого Крон

ловит по всему миру ».

А этот, значит, просто опасен. Мало ли кому прого-

ворится: он же не умеет молчать! И взаперти не удержишь:

лезет к конюхам, к рабам, к нимфам… И наверняка же еще

своим именем называется.

Помеха для обмана. Для настоящей игры. Для чуд-

ной, великолепной игры с Кроном.

« Пойми, невидимка… мальчик обречен. Он был об-

речен, когда пошла молва про Офиотавра, внутренности

которого дарят силу. Его имя, его родство с Геей – смерть

для него. Даже если вы выиграете эту войну – его не оставят

в покое… »

Мертвый мальчик улыбался синими глазами в начи-

нающее темнеть небо. Напевал. Бабочку увидел: аж дыхание

затаил. Поймал на ладонь, зашептал что-то лазурнокрылой.

Ягненочек в загоне. Жертва, не подозревающая, что

она уже определена для алтаря.

И только дело времени – когда…

Конечно. Ата же не станет убивать сына Геи, навлекая

на себя гнев великой богини. Кто виноват, что мальчик сбе-

жал и попался в лапы к великанам? Какой-то безымянный

мальчик.

А Офиотавр – он недавно был на крайнем западе,

где у волн Океана скитается безутешная Рея, мать богов.

Слыхали?

Дыхание – рваное, хриплое, колышет тонкие ветки

кустарника. Крысы в мыслях лихорадку какую-то подцепи-

ли: разодрались не на шутку.

Нужно уйти. Отозвать Гипноса. Гестия будет пла-

кать – ладно, пусть. Зевс погневается и перестанет. Может, сам поймет, что это лучший выход. Что лучше сейчас, пока

это безвредно для нас, что все равно ведь мальчишку – на

алтарь Игры…

199

Старший притопал назад. Злой, как я с похмелья.

Вытащил из котла ужа длиной локтей в семь, хмыкнул –

червячок! – сдавил пальцами: только брызнуло.

– Ногу подвернул, ага, – бухнул котел, лысину по-

скреб. – Жрать хочется.

– Так – это… свежевать будем?

– Кого? – к месту вставил мальчишка. – А мне еще тете

Афродите надо ее лошадь вернуть… Ой, ножик…

Наконец-то сообразил – полностью, не полностью, но

голову в плечи втянул, глядя на широкое кремневое лезвие, с зазубринами и отколами. Глаза распахнулись в недоуме-

нии шире неба, губы дрогнули вопросительно…

Где там Гипнос? Хотя пусть бы не появлялся, пусть

бы не видел…

Кривой нож – над испуганным ягненком.

Ягненку ведь все равно – умирать.

Какая разница – раньше? позже? Зарежут на жаркое?

Придержат в отдельном загоне – откормят для алтаря?

– Нежный, – хмыкнул великан. – Года два таких не едал.

Его брат неторопливо готовил вертел: отирал от

остатков старого козла, а то как бы не пригорело.

Крысы мыслей прыгали, вертелись, кусали друг дру-

га, сливались в единый, пищащий в ушах ком…

Небо готовилось рыдать и в отдалении жалко всхли-

пывало громом.

Синь пока еще незамутненных небес – в отражении

ножа, сливается с синью пока еще широко распахнутых

колокольчиковых глаз, ненадолго, сейчас смоется алым,

предпиршественным соком…