Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

– и издевательски хрюкнула.

Рыло добычи находилось на четыре локтя выше моей

головы.

Охотничьи псы жались к ногам, поскуливали, и в со-

бачьих глазах явственно читалось: «Братцы, зачем мы этот

след брали-то?»

Троим собакам было уже не подняться: валялись на

поляне окровавленными комками шерсти. Храбрейшие.

Лучшие из своры.

А Посейдону уже не хотелось шутить над тем, что,

мол, я совсем позабыл, как ходят на охоту, раз приперся со

щитом и в доспехах.

– Угу. Зевс говорил.

Короткий ответ Посейдона заглушило очередное из-

девательское хрюканье.

Близко посаженные глазки чудовища пылали под-

земным огнем.

Кроновы рати.

Повелитель Времени нынче тоже вышел на охо-

ту: рыщет по миру за призраком абсолютной победы,

209

Офиотавром, сыном Геи. А многочисленной армии скучно.

Расползается армия. Кто хочет мирной жизни, как титан

Атлант, – начинает дома обустраивать и детей рожать; кто

верит в скорую войну… пакостит потихоньку. Горят поля

и деревни, разоряются города, заводятся разбойники на

дорогах – отчего б не поразвлечься, когда у военачальников

другое на уме?

Теперь вот оказалось, что и чудовищам скучно. Что

им до какой-то победы, их выращивали в темных ущельях

у Офриса, выкармливали кровью пленников, только для

одного – чтобы они убивали. Вот и сбегают – выполнять то, для чего родились, претворять в жизнь мелкие, кровожад-

ные смыслы. Невтерпеж.

– Выбрались… поохотиться, – тоскливо хмыкнул

Посейдон. – Отдохнуть, как же. Ну так пошли, что ли?

Если со среднего слетел задор – то у меня задора и так

не было. На братскую охоту меня вытащили по обыкновению

– силой, еще и Гестия в спину подпихивала: «Мрачный брат, сколько можно? Ты так совсем разучишься развлекаться!»

Развлечение пригнуло голову и низко захрипело-за-

рычало, из ноздрей летели дымящиеся брызги. Хвост – ши-

пастый, и уж точно не кабаний – нервно ходил из стороны

в сторону.

– Давай! – решился Посейдон, занося копье.

Брызнула сухая, комковатая земля из-под мощных

копыт. Проклятый хряк порхнул навстречу одним прыж-

ком – громадной, щетинистой кровожадной бабочкой,

копье Жеребца ушло вперед как-то неуклюже и застряло в

мощной хребтине, а потом рядом вскипел вихрь: колючий,

жадный, дико визжащий, клыки-глаза-копыта – успевай

уворачиваться.

Не успел.

То есть, оба не успели. Посейдон поймал удар копы-

том и покатился прямо на собак, мне повезло еще меньше:

210

тяжелая голова, увенчанная кривыми мечами, врезалась в

грудь, подняла на воздух и перышком швырнула вверх и

вбок – почувствуй себя Танатом Бескрылым.

Дыхание прервалось, по груди – словно стадо кен-

тавров протопало, но доспехи выдержали, и перед тем, как

грохнуться на землю, я мысленно поблагодарил Ананку, ко-

торая не так давно хмыкнула из-за плеч: « Охота, говоришь?

Будет вам охота – ты хоть воинское снаряжение не забудь ».

« Не за что, невидимка. Но лучше б ты еще и шлем

прихватил ».

Вот уж точно – лучше, согласилась макушка, которая

с размаху познакомилась с корнем дерева.

Небо на несколько мгновений поплыло, окрасилось

невиданными оттенками, проросло леопардовыми пятнами

– заболел Уран, что ли? Прикрыл глаза, ощупал голову – и

правда, шлем бы…

– Аид, берегись!

Черная туша надвигалась, взрывая копытами зем-

лю, – неторопливо и неотвратимо. Тяжелая лобастая башка

опущена, горящие глаза сверлят с неотступным упрям-

ством – вот точь-в-точь Афина, когда Фемида пытается ей

за что-нибудь выговорить.

«И кто у нас теперь добыча?»

Хрюкает, зараза. Чудовище не чудовище – а самая

что ни на есть свинья.

Добыча встала, поднимая одной рукой щит, второй

– меч. Другого оружия не было: доспехами озаботился, а

вооружиться забыл.

Хотя зачем оружие, если боги всегда бьют самими

собой? Чтобы смотреть хряку в глаза, пришлось задирать голову.

«Добыча – ты».

Алые, близко посаженные точки на миг усомнились

– притухли.

211

Остановился. Хрюкнул длинно, недоверчиво.

Осмотрел с ног до головы.

Потом раскрыл пасть и полыхнул пламенем.

«Фу-у-ух! » – дыхнуло жаром, разбилось о щит, ка-

кой-то ушлый язык прогулялся по волосам, и загудела,

раскаляясь, бронза.

– А-а-а, скотина! !

Посейдон еще не впал в неистовство, но уже разо-

злился. Не тратя времени на то, чтобы поднять оружие,

выдернул с корнями какое-то деревцо толщиной в ладонь,

размахнулся и врезал как бог, то есть, со всей дури и напря-

мик – по массивному, обращенному к нему заду.

Тварь перестала выдыхать пламя и озадаченно вы-

пучила глаза. Коротко фыркнула двумя струйками дыма из

ноздрей.

И с яростным ревом развернулась к Жеребцу, с маху

перекусывая занесенную для второго удара дубину.

Тонкой палочкой хрустнула вековая ель от удара в

нее черной игольчатой туши. Посейдон укатился от валя-

щегося на него ствола, зверь взвился в прыжке – притоп-

тать, протанцевать копытами! Но тут рванулись и повисли

на ляжках у кабана двое серых псов – любимцев Посейдона.

И мой меч вошел в черно-бурый, воняющий сладкой

падалью бок. Времени рассчитывать не было: я подскочил

вплотную и тоже саданул по-божественному, до рукояти,

так, что пальцы укололись о свалявшуюся шерсть.

Выдернуть меч не успел: от боли тварь не шарахну-

лась подальше, а дернулась на меня, ударила всей тушей, я

снова не устоял, мягко бухнулся спиной на подстилку из

трав и иглицы, а небо над головой закрыло щетинистое

брюхо в засохшей грязи и бороздах старых шрамов. Брюхо

подрагивало и тяжело вздымалось, копыта нетерпеливо

ранили землю: где, мол, этот… который в бок? Хрюканья

сверху больше не было: хрип пополам с рычаньем.

212

А Зевс говорил, кабан будет, как же…

– Аид!!!

От вопля Посейдона пригнулись деревья, а вепрь на

миг присел, чуть меня при этом не раздавив. Решил ли брат, что я ранен, или еще что-нибудь такое себе нарешал – но из-

за поваленного ствола он выскочил уже во второй степени

гнева: с покрасневшим лицом, ножом – это против такого

чудовища-то! – и половиной ели в волосах.

Даже бить по-божественному не стал – так, по-посей-

донски. Просто прыгнул навстречу, водой обтек лязгнув-

шие рядом клыки, схватившись за ухо, для опоры, рванулся

к горлу…

Лезвие ножа нашло не горло: вонзилось в щеку возле

челюсти; взвизгнув, тварь полыхнула огнем и прыжком

исчезла с поляны вместе с Посейдоном: тот держался за ухо

как клещ, будто решил именно его оставить трофеем.

Птицы, примолкшие было, бесстрашно воспели все –