Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

как жизнь юного Офиотавра оборвалась?

Еще как собираюсь. Мудрой быть недостаточно, дочь

Зевса. Хочешь воевать – учись быть еще и безжалостной.

Ата поднималась, деловито оправляя на себе пеплос.

Недовольно осматривала фибулу, оторванную в пылу при-

творных стенаний.

Глаза богини обмана алчно поблескивали.

– Вы хотите создать какую-то историю, Неумолимый?

Я перевел взгляд на Зевса. Тот кивнул.

– Да. Хотим создать историю.

* * *

Пламя было живым. То заходилось в буйном танце,

дрыгалось, как хмельное, распускало по ветру оранжевые

и алые косы, то вдруг наливалось лиловым и начинало

раскачиваться медленно и угрожающе, как копейщик, гото-

вящийся к броску. Пламя слизывало благовонное масло с

32

Пеплос – разновидность хитона с отворотом,

прикрывающим плечи.

262

сосновых поленьев – смаковало по капельке, каждой новой

искрой подтверждая: угощение удалось на славу.

«А Зевс послал своего вестника – орла, ему ведь и

птицы покорны! Титий уже и огонь жертвенный развел, и

все приготовил – вот тут-то орел у него тело Офиотавра и

выкрал… из-под носа, можно сказать!»

«О-о, слава кроноборцу! От чего избавил…»

Ата знает свое дело. Зевса славят не только союзники

– и те, кто колебался ранее. Пламя безумствовало, опьянен-

ное ароматом масел и сухой сосны. Язычки метало, словно

море – брызги в час прибоя. Огонь настойчиво хотел пода-

рить каждому свою частицу: плясал, отражаясь, в кольцах

зевсовых кудрей, брызгал искрами на гиматий Посейдона…

Обегал меня – на панцире черной бронзы не очень-то

отразишься.

Тело Офиотавра не желало гореть – хранило спокой-

ствие и неподвижность внутри диковинного живого цвет-

ка. Тело хотело к матери-Земле, назад, туда, откуда вышло, и

даже невыносимый жар костра не мог стереть с лица юного

мертвеца вопрос.

«Почему вы так со мной?»

Боги не отвечали. Боги молчали.

Боги хоронили смертного.

«А потом, значит, они сами совершили сожжение. Но

только окружили жертвенник своей силой… Почему? Что

почему? Вас, дурных, уберечь хотели! Кто там знает, что бы

началось, если бы они вдруг – к такой-то мощи…»

«О-о, хвала кроноборцу! О нас радеет…»

Пламя плясало в глазах – серых и карих. Тонуло в

черных. Связывало троих хуже клятвы над бурей – одним

преступлением.

Наконец вспыхнуло, победоносно взревело и рвану-

лось к небесам, унося пепел единственного сына Геи, кото-

рый никогда и ни в чем не был виноват.

263

После мягкий пепел осядет на землю – и она еще

раз содрогнется, напоследок, и утром выступит слишком

обильная роса…

– Вот ты мне, Аид, скажи, – хрипло вымолвил

Посейдон, когда костер во внутреннем дворе дворца на

Олимпе отгорел, – есть у меня еще время допиться до розо-

вых кентавров перед последней битвой?

За спиной хмыкнул Зевс.

– Время найдется, – ответил он за меня. – А хмель

тебя возьмет?

Кроноборец имел в виду последние новости о разме-

рах и мощи армии отца.

Все, чего мы достигли за сто пятьдесят лет, выглядело

ничтожными потугами. Укрепления – башенками, которые

строил мальчишка в песке. Войска союзников, готовые при-

йти на помощь, – стадами блеющих овечек, рассеянными по

долинам.

Впрочем, наши разведчики не всегда добирались до

нужных рубежей, так что рассчитывать приходилось на

молву да на богов ветров – сыновей Эола. Но эти легко-

мысленные мерзавцы никогда не бывали щедры на верные

сведения.

И, однако, все сходились на одном: если Крон от-

бросит в сторону неуверенность и все же решит наступать

– Олимп он слопает с хрустом, как хорошо приготовленный

кус баранины.

– Так ведь тем более нужно пить, – с достоинством

ответил Посейдон. В карих глазах Черногривого читалось

твердое желание: опрокинуть сначала с десяток чаш нек-

тара, потом вдвое больше – вина, а потом пойти на берег

и долго орать песни в компании морских нереид, вызывая

ревность у тихой и обиженной Амфитриты…

Когда у Жеребца бывало такое выражение лица –

остановить его не смогли бы и все армии Крона.

264

Правда, напиться ему все равно не дали. Ата явилась в со-

провождении брата – сухонького, желчного Мома-насмешника, прозванного Правдивым Ложью за великое почитание ис-

кусства давать мудрые советы, которые потом приводят к

страшным последствиям. Не раз и не два этот божок пытался

напроситься в союзники, а вот теперь явился вестником и речь

расплескал диким медом, с самого приветствия:

– Радуйтесь, о могучие сыны Звездоглазой Реи и Крона

Повелителя Времени! К твоим стопам припадаю, о великий

Зевс, многократно опетый аэдами. Кланяюсь тебе, Посейдон, Земли Колебатель, чья слава вздымается выше гор! И тебе

мой поклон, о Аид Беспощадный, ужас несущий врагам!

– Радуйся и ты, сын Ночи, – в голосе Зевса прозвучала

неприкрытая ирония. – Что тебе нужно?

Желтоватое, со странно вывернутыми губами лицо

Мома лучилось поддельным восторгом. В отличие от своей

сестрицы Аты, он даже не пытался играть, находя особен-

ную прелесть в том, чтобы выглядеть фальшиво.

– Моя мать, жена Эреба, Нюкта, приглашает посетить

ее в ее дворце.

Всколыхнулось безмятежное небо внезапной чернотой –

видно, пепел Офиотавра не желал опускаться вниз к матери-Гее.

Желал полетать среди стад Нефелы, посмаковать свободу…

А казалось – на синь набросили темное покрывало.

«Скажи мне, малыш… когда я позову – ты отклик-

нешься?»

– Когда она приглашает нас?

– Нынче днем, – Мом обнажил остренькие зубки. – В

иное время вы можете ее не застать.

И тут же сменил тон – засюсюкал униженно:

– Но она понимает, да, она понимает, что великие сы-

новья Крона очень заняты. Война со Временем – это ведь так

непросто! Великие сыновья Крона могут и не выкроить ми-

нутку – навестить старую богиню в ее уединении все втро-

ем. Что ж, тогда – это мне мама сама передала! – тогда пусть

265

у нее погостит хотя бы один. Тот, который хорошо знаком с

ее сыновьями, –почтительный, но злобный смешок. – Тот,

кого она когда-то познакомила со своей дочкой…

Ата кокетливо хихикнула, теребя выбившийся из

высокой прически локон.

«…если я позову…»

– Передай почтенной Нюкте, что звать так громко

было необязательно, – тяжело выговорил я. – Я иду.

Брат и сестра – Обман и Злословие – смотрели с не-

приличным предвкушением. Мом пощелкивал узловатыми

пальцами, словно уже кого-то тащил за плечи под землю.

Как торговец едой, у которого досужий покупатель

понадкусывал все лепешки с медом, а потом попытался