Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

Смоквы, камни, самодельные копья (одно и настоя-

щее – стащили у кого-то, втроем поднимают) – мелькают

в воздухе. Кулаки, волосы разных цветов, смуглые спины,

гримаски…

Не нужно было вообще выходить. Мне бы к себе

уползти – в тишину и темноту, может, мысли перестали

бы мельтешить, как крылья Гипноса. Только где ж там

уползешь: припрется не просыхающий в последние дни

Посейдон, будет петь и предлагать выпить. В коридорах

– ошалевшие лавагеты, Эвклей, Прометей, Ирида с ново-

стями сразу отовсюду… В конюшне – и то не скрыться: там

Фемида. Что в конюшне делает Фемида, спрашивается, если

я считал ее покинувшей Олимп?! Стоит, смотрит с укориз-

ной, из глаз – что-то про Офиотавра…

Взять колесницу, забрать свои отряды… зачем? Страх

больше не нужен. Страх нынче бессилен. Страх скоро по-

ползет к Олимпу кроновыми ратями – в войну поиграть.

– Не показывай дяденьке язык, – это озабоченный

голос Гестии. Плечистый мальчишка с глазами Посейдона

только нос морщит, но тут подает голос подружка сестры:

– А то останешься без языка.

Стикс. Это если по голосу. А по виду – так совсем

не подземная титанида. Волосы расплела, сама без черных

доспехов (и без близнецов за плечами), лицо задумчивое и

пополневшее будто.

Мальчишка вздрогнул. Воробышком нырнул в стаю

остальных, с воинственным воплем: «Я – за Кронидов! »

Дурак. Был бы умнее – не стал бы играть за Кронидов.

Я бы точно, наверное, не стал.

Кронидам скоро придется довольно-таки плохо:

Кронидов скоро не будет… Крониды решили поиграть в

абсолютную победу не с тем.

279

И Крон послушно играл. Метался по всему миру. В

страстном безумии старался добраться до Офиотавра – от

одного конца света до другого.

А что он войско попутно набирает и под шумок поко-

ряет новые народы – так просто случай подвернулся. Эй! Ну

и что, что у меня рати разрослись многократно! Я, может, об

этом и не знаю, я за Офиотавром гоняюсь…

У Стикс глаза на висках, наверное. Я от них с Гестией

шагов за тридцать сижу, устроился под колоннами, опер-

шись спиной на белый мрамор – так все равно нашла взгля-

дом и ухмыляется.

В последнее время только и делает, что ухмыляется.

– Ваш страх невесел, – читаю я по губам. – Ему бы в

каком-нибудь селении поразмяться, а он застрял в четырех

стенах. Гестия молчит и не смотрит. Глаза заплаканы – из-за

Офиотавра, небось.

Кто там знает – может, и из-за меня.

– Нечестно!

– Честно!

– А так в войну не играют!

– Маме своей такое скажи!

– Да ну вас совсем! Это у вас и не война даже, а… а я

даже не знаю!

Стикс ухмыляется. Я сижу в тени белой колонны,

закрыв глаза и соединив ладони, – а знаю, что ухмыляется.

Да. Это у нас не война. А даже не знаю, что за дрянь

получается.

Влезли мальчишки в дела мироздания. Величия на-

брались – за щеками не умещается. Положили войско в пер-

вом же бою – и сунулись побеждать Крона Криводушного

на его поле: обмана и интриги. И опять…

Я бездарно дерусь, Танат, первый учитель. Я зря ска-

зал, что нам нужно воевать как мальчишкам, мы, кажется,

280

увлеклись этим слишком сильно, а Крон совсем не против,

чтобы мы никогда не начали играть как взрослые…

Через двор медленно брел Посейдон, размахивая ам-

форой. Игра. Сунься сейчас к Черногривому враг – такого

огребет, что на краю света только отдышится. Ничего, что

Жеребец и шатается старательно, и поет, хихикая под нос,

и во, растянулся, амфору расколотил. Ага, правильно, брат, дальше можно и на четвереньках. Это уже без разницы.

Кронид не сядет в подземном мире. Нигде не сядет.

Если, конечно, я не пойму, о чем говорил Эреб.

Пальцы подрагивают – будто прясть собрался, на

мече не дрожат никогда. Если видеть во тьме, легко, а об-

манывать себя – наука из сложных, то вот видеть правду во

тьме собственного разума…

Не складываются оттенки. Сплошь белые пятна

мельтешат вопросами: с чего брату мне угрожать? А угро-

жал ведь: «Думать не смей!» Не просто же он так.

Посейдон отгоняет детей, которые вздумали на нем

верхом покататься: «Я Жеребец… но… ик, не настолько!»

Во двор выбегает Афина: легкая поступь сандалий, ветер со

свистом разбивается о боевой шлем: «Дядя! Дя…»

И молчание, ага, это она Посейдона увидела. Теперь

схорониться бы за колонной, пока отомрет… поздно.

Заметила.

– Аид, – племянница зовет меня по имени, «дядя» –

только от сильного волнения. – Вернулись разведчики. От

Офриса.

– И?

– Живые. Двое остались в живых. Они говорят: Крон

отпустил их. Сказал, что не будет сейчас выступать, потому

что хочет, чтобы подтянулись все…

Зря к племяннице никто не сватается. «Зануда», «стро-

гая сильно», «мужик» – это поняли. А раз бы посмотрели

бы на нее в предбитвенном волнении: раскрасневшуюся, с

281

горящими глазами, со спадающей на лоб вечной непослуш-

ной прядью…

Наверное, тут любой бы пропал.

– Аид, он назвал даже сроки. Десять дней – а потом

его войско сдвинется с места. Он мог лгать, но эта… Ата…

говорит, что не услышала лжи, а она разбирается. Я начи-

наю думать, что он просто безумен.

Десять дней, да пока еще дойдут – это ничего, это есть

время подумать, если бы только не было визжащей малыш-

ни, пьяных песен брата и дотошной племянницы…

– Это знак Ананки! – грудь у Афины под панцирем

ходит ходуном. – Мы можем обернуть козни Крона против

него самого, подготовиться, выстроить укрепления, ловуш-

ки – и встретить их так…

О, Прометей еще. Но этот не во дворе – так, мнется

где-то у выхода, взволнованным дыханием морщит и без того

усталый воздух. Как же – войска начали собираться! Оттуда

тысяча, оттуда пять сотен, а вон там на севере недавно Черный

Лавагет прошел – так вообще две с половиной тысячи при-

слали и еще несколько обозов на откуп. И медные люди в бой

рвутся – воинственный народ, им только скажи, куда…

– …куда? У нас прибавилось союзников среди водных

и морских божеств. Эта долина, где Пеней принимает в себя

воды Энипея33, думаю, будет мудрым выбо…

– На Полынное Поле. И дело с концом.

Там и лагеря есть, куда поставить, и стервятники с

давних пор прикормленные. Курганы, правда, воздвиглись

– ну, и это не помеха.

В серых глазах – гроза. Не детская обида, а мрак на-

стоящего гнева.

Красиво.

33 Пеней – главная река Фессалии. Энипей – один из

основных ее притоков. Место слияния Энипея и Пенея находится

приблизительно между Олимпом и Офрисом.

282

– Что с тобой? Что с вами?! – кивок в сторону упорно

ползущего куда-то Посейдона. – Разве вам все равно? Ведь