Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

– Ты лучше Чернокрыла попроси. Чтобы он, значит,

вестником.

Ну, если Танат заявится моим вестником, – тогда,

конечно, поймут. Такой отказ прозвучит не просто внуши-

тельно…

Смертельно, как это у Убийцы в заводе. Только ведь

– кто поверит, что он с добрыми намерениями. Раз на лицо

взглянуть…

– Просто скажи им, что мне не по душе свет и лико-

вание. В общем, меня там не будет. Это сам по себе подарок.

Но я, конечно, не стал портить отношения с млад-

шеньким уж настолько. Свадебные дары отослал через

Эвклея. Ему – трофейный щит, доставшийся мне в по-

следнем сражении – крепкий, гулкий, скованный еще

циклопами из небесной меди – как намеки на будущие

сражения…

Ей – расшитое золотыми цветами покрывало, кото-

рое мои вояки прихватили в каком-то сундуке при послед-

нем штурме.

Правда, моими дарами остались зверски недовольны:

на щите красовался Крон, заглатывающий младенцев, и все

сочли это нехорошим намеком. А на покрывале, как выяс-

нилось, дикие тюльпаны – асфодели, и Деметра сообщила

об этом общественности в самый подходящий момент,

287

приправив смачным: «Какая ж он все-таки скотина!»

Видимо, это тоже сочли чем-то таким…

Словом, мнение о моем характере укрепилось в оче-

редной раз, а самым блестящим из свадебных подарков ста-

ла яблоня, которую подарила молодым бабушка. Золотые

яблоки, позволяющие оставаться вечно юными – из недр

своих специально вырастила, для «милой Герочки», значит.

А я сидел у себя в чертогах, потягивал нектар, с со-

дроганием представлял лицо «милой Герочки», и мне поче-

му-то казалось, что мы еще наплачемся из-за этих яблок.

Еще мне почему-то казалось, что сегодня братец-Зевс

благодаря своему желанию утвердиться обрел свой личный

Тартар. Тартар. Тартар… если подумать, ведь это же…

Очень хорошая мысль…

288

Сказание 7.

О рождении молнии, трезубца и войны

Нет, недолго пить осталось из отрадной чаши жизни;

Из очей росятся слезы: не дает покоя Тартар… Анакреон

– Циклопы, – сказал я тогда. – Гекатонхейры.

Она медленно обернулась ко мне. Смерила глазами,

в которых зелень травы мешалась с густой коричневато-

стью распаханной нивы.

– Сын Крона, – сказала. Так, будто Крон не был ее

сыном. Будто не она уговаривала его отрезать детородные

органы ее мужу, а его отцу.

Бабушка у меня боевая, а потому представлял я ее

себе малость иначе.

А она стояла передо мной – иссохшая и потемневшая,

с нездоровым румянцем во всю щеку. Роженица, уставшая

от родов. Измученная болью.

Предвечный Хаос – да ведь я сам сейчас стою на гор-

ной дороге, то есть, на ее недрах. И смотрю ей же в глаза.

В этих глазах – ни следа хмеля и ни следа радости,

хотя я ее специально подловил после пышного застолья по

поводу свадьбы Зевса.

– Они будут биться за нас?

Она мрачно усмехнулась, разглядывая мое лицо.

– Они будут биться против него.

– А ты?

– А что я?

– Они заключены в тебе.

Она медленно покачала головой, как бы говоря: не все

так просто…

289

– Во мне и подо мной. В той бездне, куда я и сама не

могу заглянуть, как ты, Кронид, несмотря на твое могуще-

ство, не можешь голову сунуть себе в…

Одно слово – и я понял, что бабуля у меня таки боевая.

– Ты поговоришь с ними? Призовешь их нам в союзники?

– Зачем?

– Чтобы закончить войну.

Улыбка у нее напоминала трещину в земной коре.

– Мой муж боялся своих детей и заточил их во мне. Это

было больно… я умоляла сыновей отомстить. Восстать на

него. Оскопить подлеца, чтобы я не могла рожать – я устала

рожать… Крон согласился. Сверг и оскопил. И те, кто были

заключены во мне, остались заключены. Появились войны, бедствия… мне еще больнее. Что будет, если вы закончите

эту войну, Кронид? Как вы будете править? Не будет ли

так, что мне станет еще больнее?

Я молчал, глядя на нее. Глаза в глаза, пока землистые

губы Матери-Геи не тронула улыбка.

– Мне не нужно говорить с ними или убеждать их.

Достаточно дать им свободу – но кто из вас осмелится

шагнуть для этого в Тартар? Не ты ли, старший сын Крона?

Я молчал, глядя на нее…

Я молчу, глядя в лицо невидимке из прошлого, которо-

го – видно.

«Ошибка?» – спрашивает тот глазами.

Пожатие плеч сбрасывает с них серебро тополиных

листьев.

– Ты не в себе, – говорит Ананка.

«Не знаю».

Хорошо, когда в ответ собеседнику можно только

думать. Хорошо, что она заговорила.

Хорошо, что я уже миновал Лету, – сонно плещется у

ног Забвение.

290

Хорошо, что нет стражи.

Только Трехтелая Геката попадается навстречу – нет,

не так уж и страшна все-таки – останавливается, смо-

трит… Долго смотрит. Я уже должен скрыться из виду, а

все чувствую на спине взгляд Трехтелой – что она там та-

кого рассмотрела? Решил старший Кронид прогуляться по

подземному миру. По лугам асфоделей в свободное время

побродить. Там, знаете ли, наверху очень скоро начнется

безнадежная битва – так, может, Аид Угрюмый решил отси-

деться и пришел себе место для жилья выбирать?

А что направляется он к Тартару – так Лисса уже всем

раззвонила, что у меня что-то не то с головой. И ведь даже

не насладилась местью: от богини безумия презрительно

отмахивались со словами: «А ты только сейчас узнала?»

– Неужели тебе совсем не страшно, невидимка?

Было дело. Страх попытался подкрасться, наивно

полагая, что перед ним – всего-то хмурый воин двадцати

с небольшим лет, страх втиснулся было внутрь – и через

секунду бежал, в панике закрываясь руками.

Видели вы когда-нибудь, как ваш страх, спотыкаясь

об острые камни и расквашивая колени, уносится прочь?

Презабавнейшее зрелище – ну, то есть, если бы я умел смеяться.

– Зевс сказал, что не может решиться, невидимка …

Он много чего наговорил, когда до него дошло, что

я понял… Он вообще мне обещал морду набить – прямо и

безыскусно. Посейдону опять пришлось нас разнимать –

чересчур практичного меня и чересчур широко мыслящего

нашего предводителя.

– Гекатонхейры могут вывернуть наизнанку этот мир!

– слова младшего со свистом вспарывали воздух в мегаро-

не. – Поменять небо с землей местами! Если решиться на

такое…

– Кто тебе говорит о Сторуких?! – шипел я, выкручи-