Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

меня, будто создания, рядом с которыми я теперь нахожусь, источают внутренний огонь. От них тоже веет мощью – но

не такой бескрайней, как у Гекатонхейров. Это мощь хозяй-

ственная, спокойная и выверенная и потому более живая.

– Лоб-то, Стероп, подставь!

– Ы-ы-ы-ы…

– Так его, так!

– Клещи!

– Бронза!

– Гора!

Басит великая тьма, надрывается пустота от веселого

гула, отползает, перестает рвать на части. Приходит осозна-

ние – что сделать. Рука словно не существовала до того – но

вот, появилась, взметнулась вверх.

И все оставшиеся силы – в приказ, который заставит

открыться выход.

Как я попал наверх – исчезло из памяти. Память упи-

ралась загнанной кобылицей: ни в какую не хотела призна-

вать, что меня, старшего Кронида, бога, которого назовут

Непреклонным – просто вытащили из Тартара те самые

существа, к которым я явился освободителем.

Осознание себя пришло только на зеленом пригор-

ке, где я лежал, откашливая вязкие остатки тартарской

темноты. Стряхивал оставшуюся позади бездну, а то она,

несытая, тянулась следом, отлипала медленно, с чавканьем

и чмоканьем.

Прохлада вечера казалась после Тартара ослепитель-

ным полднем.

296

Три Циклопа, сияя круглыми глазами, недоуменно

переговаривались с высоты.

– Чо это с ним?

– Худо, что ли?

– Гх… – Стероп вообще не любил выражаться сло-

вами, он все больше чесал затылок и ковырял пальцами

в зубах.

Тяжкое, тянущее ощущение древней мощи вбли-

зи… Грубые, словно вырубленные из недр земли торсы.

Округлые, до смешного массивные руки и ноги. Головы

тоже круглые, единственные глаза наполнены древним

огнем – древнее колесницы Гелиоса. Толстые землистые

губы растягиваются, улыбки ясно видны на гладких,

безбородых лицах, улыбки открывают неровные, жел-

тые зубищи. Пальцы – совсем ко всему остальному не

подходят: мощные, но тонкие, изящные – одобрительно

прищелкивают.

– О… сел. Эй, паря, ты кто?

– Аид, – остатки небытия со свистом покинули лег-

кие, – невидимка…

– Э… – вытаращил единственный глаз самый рослый.

– Невидимка? А чой-то тебя видно?

Второй – на нем кокетливо висела набедренная по-

вязка из чего-то когтистого и, кажется, пойманного в самом

Тартаре – закивал и загудел, что да, непорядок какой: неви-

димку видно.

Третий издал глубокомысленный звук и поковырял

пальцем в зубах.

– Имя такое, – признался я.

Рослый потряс головой.

– Плохо назвали-то. Врали. А я Бронт. А это Арг…

– Барана бы, – раскатисто вздохнул Арг, поправляя

свою повязку.

– Баранов, – поправил третий, вынимая палец изо рта.

297

– Стероп, – представил Бронт и его. – Бараны-то есть,

невидимка?

Ох, кажется мне, что главный баран здесь – как раз

невидимка!

– Есть.

На острове Лесбос, где поселились Циклопы, они

первое время занимались истреблением вина и овец, да еще

в таком количестве, что одно время казалось: остальные во-

йска окажутся без продовольствия. Зевс беседовал с ними,

как со всеми союзниками, и вернулся мрачным.

– Без толку. На уме у них – бараны, вино и «бабу бы

вот еще»…

– Может, меня послать? – развеселился Посейдон. –

То есть, я с ними скорее общий язык отыщу.

Зевс махнул рукой.

– Да чего там искать… Драться за нас они не будут.

Этот, Бронт, мне так и заявил: «Не, драться – это не любим.

Ковать вам будем». Союзнички…

– Может все-таки – Гекатонхейров? – пробормотал

Жеребец. Зевс поглядел кисло, но морду больше за такие

предложения никому набить не обещал.

Понимал: или мы выпустим на свет из Тартара

Сторуких, или в Тартар спихнут нас самих с нашими вой-

сками. Волновались рати у Офриса: готовились хлынуть к

подножию Олимпа. Крон, как всегда, прятался за спинами

своих военачальников, но зато был полон желания ото-

мстить нам сполна за обман с Офиотавром.

Избегать настоящей войны мы больше не могли.

Но совет Эреба, за который мы заплатили клятвой,

тоже был не так уж плох: как оказалось, Циклопы умели не

только овец пожирать.

За час до встречи двух войск посреди Фессалии в ла-

донь Зевса легла первая молния.

298

* * *

Белое пятно. Разрыв – будто выжжено.

Каким он был в боях до того, как получил из лап сму-

щенного Арга прославленное оружие?

Две сотни лет противостояния – ведь были же схват-

ки, стычки, бои, атаки, нападения…

То первое поражение. И ночевка в стане велика-

нов-пастухов, каких-то титанских детей, когда нам втроем

пришлось стоять спиной к спине в кромешной тьме, про-

резаемой только желтыми глазами – без конца и края. Еще

вспоминается столкновение на островке Итака, когда мы

старательно делали вид, что разыскиваем Офиотавра, а

подручные Крона и впрямь его разыскивали.

Посейдон помнится хорошо: с утробным воплем бро-

сающийся на врага, дрожит земля под ногами, набухшее от

гнева лицо, он и сам как будто вырастал, и копье казалось в

его руке меньше тростинки.

Зевс же – белое пятно. Высверк блестящей, похожей

на молнию лабриссы. Ослепляющая вспышка солнца в во-

лосах. Воющие и прикрывающие глаза противники…

Всё.

У всех так. Каким он был в бою? Молния в руке!

Он был… ну, там точно была молния!

Молния.

Словно он был молнией до того как Арг протянул ему

это произведение кузнечного труда.

Молния лежала на ладони Зевса – белая, отлитая из

холодной, обжигающей ярости. Молния нетерпеливо под-

рагивала, натирая кожу ладони до волдырей.

Молнии хотелось – вперед, где рати Крона.

Зевс, встрепанный и выглядящий до смешного юным,

с отрешенным выражением смотрел на свою ладонь – на

скованную из ледяного пламени стрелу на ней.

299

Молчал – нет, не молчал, прислушивался.

Будто мог услышать отсюда, из долины в центре Фессалии,

как стонет на Олимпе рожающая своего первенца Гера.

За грубым хохотом титанов и великанов. За хищными

выдохами драконов – небосвод на юге налился алым, как

болванка в кузнице. Подогрели – хоть сейчас можно мясо

на углях печь. За упоенными звуками глотания слюны – от

чудовищ, которые тоже бы от мяса не отказались, хоть от

жареного, хоть от такого. За хохотом лапифов – тех из воль-

ных племен, что склонились на сторону Крона, пировать

идут – не воевать…

За звуками войска, которое мы успели сколотить за

годы обманчивого перемирия: резкими командами, бряца-

нием щитов, ржанием кентавров, нестройными песенками

сатиров и отрывистой бранью людей Медного века.

Нет, не слышно родовых криков Геры – зато скоро

будут другие стоны, побольше и погромче.