Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

И еще эта фраза дурацкая прицепилась – если уж

Жеребец что ляпнет…

«Теперь дело за Кроном».

Фраза крутится, натирает виски, как очередной не-

удобный шлем. Ананка сочувственно хихикает за плечами

– подсказала бы лучше…

Теперь дело за Кроном – и что? Взять Офрис у нас все

равно не хватит ни сил, ни войск, ни молний.

Зевс выслушивает Стикс, машет рукой Посейдону,

машет мне.

– Нужно вернуться в лагерь.

Лицо у новоявленного Громовержца непобедитель-

ное. Хмурое, встревоженное, и скулы белеют. Ноздри раз-

дуваются.

– Что за спешка-то? – удивляется Посейдон, он как раз

расписывал Кратосу возможности трезубца. – Можно было

бы гонца послать – хоть бы и Афину, пусть бы сообщила,

что боя не будет, нам бы встречу подготовили…

–Афина остается. В лагерь идем мы.

– Что он прозрел? – спрашиваю я.

– Идем в лагерь. Сейчас.

Не совсем сейчас, но в пять шагов – вполне по-бо-

жественному, если учесть, что до лагеря было не меньше

309

десятка стадий. Прошли победители, презирая расстояния:

один – сжимая трезубец, второй – держа руку на колчане,

стрелы из которого не требуют лука…

И меня протащили вслед – Посейдон еще ворчал, что мне

теперь нужно еще и объяснять, как ходят боги. Зевс молчал.

А ко мне на третьем шаге непрошенным гостем зая-

вилось понимание. Обустроилось внутри нагло и по-хозяй-

ски. Вслед за собой запустило через порог уверенность.

Я понял, что сказал провидец-Прометей, который не

стесняется швырять свой дар направо-налево.

«Теперь дело за Кроном», – сказал он.

Я понял, что он увидел – сквозь расстояние.

Вот это.

Мелкий серый однородный прах, покрывший землю.

Толстым слоем – на траве, на камнях, в оврагах. Тонкой

взвесью – в воздухе. Оплавленные валуны выступают ме-

стами – скорчились, прижались к земле. Пеней взбивает

серую пыль в однородную бурую грязь.

Повсюду – куда ни взгляни. Все обозримое простран-

ство – серая, покрытая мягким слоем равнина. Ни единого

дерева – да что там дерева, даже куста.

Пыль.

У пыли запах пепла, костей и времени.

В пыли лежат медные мечи – зеленые, полуистлевшие.

Остовы круглых бронзовых щитов. Оскалился жалобно

шлем – один-одинешенек, остальных не видно.

Прогнившие, проеденные неизвестной силой, почер-

невшие панцири – отдельными пятнами, то здесь, то там.

Пара добротных котлов – здоровых, общих, с толсты-

ми стенками.

Еще что-то выступающее – исковерканное до того, что

и не разобрать, но мои глаза разбирают: остатки колесниц.

А войска нет – исчезло. И лагерь куда-то запропастил-

ся. Палатки, ложа, телеги, овцы, свиньи, ослы, деловитые

310

рабы, мехи с вином, амфоры с медом, мешки с горохом и

ячменем – и в помине нет. Люди медного века, кентавры,

сатиры, мелкие божества, дриады, нимфы – будто не было.

Пыль. Оплавленные камни.

Серая пустыня.

– Кто мог… – сквозь зубы начал Зевс и умолк. Перестал

окидывать безжизненную пустыню взглядом, словно нат-

кнувшись на препятствие.

Фигура посреди поля из-за серой взвеси, разъеда-

ющей горло и лезущей в глаза, казалась просто валуном.

Впрочем, Танат Жестокосердный и был неподвижен словно

камень, на котором он сидел в полной задумчивости позе –

крылья сложены, голова опущена на грудь.

Пыль взлетала из-под ног Зевса маленькими жир-

ными облачками, отчего казалось, что у сандалий вдруг

выросли крылья.

– Зачем явился сюда, сын Ночи?

Убийца лениво поднял глаза. Скользнул взглядом по

Посейдону и Зевсу. Мне кивнул с нарочитой учтивостью.

– Где еще мне быть, сын Крона? Для меня здесь – са-

мое место.

Зевс недвусмысленно потянулся за последней молни-

ей. Посейдон и вовсе рванулся вперед, вознося трезубец… и

остановился в двух шагах от бога смерти, нависая над ним, но не нанося удара.

Руку его держало отвращение – не страх.

– Присел отдохнуть? Много жизней нынче пожал?

– Достаточно – вашими стараниями.

Полыхнула вынутая из колчана молния. Танат и

пером не пошевелил, а мне пришлось занимать позицию

перед Зевсом и оттаскивать назад Посейдона.

– Уймитесь. Его клинок таких следов не оставляет.

– Ну, тебе лучше знать, – прошипел Черногривый. –

Вас же с ним водой не разольешь.

311

Зевс посторонился, сделал приглашающий жест –

мол, раз не разольешь, то и говорить с ним тебе.

Молнию, правда, прятать не стал.

Глазами бы спросить, но в присутствии братьев не

попереглядываешься…

– Что случилось, Убийца? Что за оружие могло сде-

лать такое? Какая сила…

– Ты знаешь, какая, невидимка, – не притворяйся глу-

пее, чем ты есть. Крон вынул из ножен свой серп, которым

до этого пользовался лишь раз. Серп, который выплавила

для него мать-Гея из адаманта.

Серп, который лишил Урана способности к продолже-

нию рода и о котором мы благополучно забыли в этой войне.

– Ты видел, как он наносил удар?

– Был не здесь. На вашем поле боя. Здесь мой меч не

взял ни пряди: не успел.

А вот это уже плохо. Не просто плохо. Это уже смахи-

вает на окончание войны.

Мальчишки показали себя воинами, нанесли настоя-

щий удар – и в ответ тоже ударили по-настоящему…

– Да. Серпу Времени не нужны помощники вроде

моего клинка. После него не остается теней, которые можно

было бы исторгнуть. Все, чего он касается на земле, – пыль.

Излишне громко сглотнул Черногривый, недоуменно

поглядывая на свой трезубец.

Мальчишки зарвались – и их осадили. Показали, что

рано играть в победу, когда еще не начинали по-настоящему

играть в другое…

– Ты здесь, чтобы рассказать нам о том, что было?

– Вы не догадались бы сами?

– Тогда что?

– Я – голос.

Я позволил себе слабость: прикрыть глаза и попро-

сить, чтобы этот голос никогда не раздался. Но в напряжен-

ной тишине послышалось:

312

– Голос вашего отца.

– Голос отца? – на лице Зевса непонятная улыбка. –

Надо же, какое вместилище он выбрал. Ну что ж, звучи.

Легко сказать – звучи. Губы Таната покривились: будто

в рот желчи пополам с кислотой набрал, а выплюнуть – никак.

Голос Крона получился скрипучим, неровным.

– Нынче день, когда родилась война. Это – подарок к ее

рождению , – обвел безжизненным жестом серую пустыню

вокруг себя. – Если вам будет, что сказать на это – глаша-

таем от вас на Офрисе я хочу видеть старшего .

– Ага, вот прям нарядим в белый хитон, даров дадим

и на Офрис отправим! – взорвался Посейдон, стискивая

кулаки. Танат дернул углом рта.

– Только старшего. Для него найду время , – здесь, видимо, полагался смешок, но бог смерти не счел нужным