Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

мек, не улыбка.

Нагнулась и быстро прикоснулась губами ко лбу,

едва слышно шепнула: «Молодец!» – выпрямилась и отпра-

вилась по своим делам. Черный гиматий измазался в песке:

долго сидела где-то над морем…

36 Фарос – плотный плащ из шерстяной ткани, обычно

богато украшенный.

354

Гера и Деметра разевали рты не оскорбленно, а про-

сто так – чайки, онемевшие перед бурей.

Я допил нектар и поднялся: качнуло, в висках всх-

липнуло, а так ничего. Левка улыбнулась, глядя снизу вверх: серебряные волосы были нечесаны и тоже с набившимся

песком.

– Поговорю с Зевсом.

Она кивнула, шевельнув губами: «Возвращайся, ми-

лый». Сестры промолчали, но, когда я подхватил хтоний и

двинулся прочь, из-за спины донесся вопрос Деметры:

– Вот и что ты в нем нашла, милочка?

Я знал, где искать брата: фигура в белом хитоне на

утесе привиделась с самого начала.

– Дурак ты, – сказал он сердито. Не оглянулся: сидел

на обрыве, свесив ноги, как мальчишка, так и говорил.

Колчан с молниями ненужной игрушкой лежал чуть в

сторонке. – Умный, а дурак. Если будет еще, кому сочинять

сказки, в них старший брат будет дураком.

– Век, – бросил я в небо, как когда-то слова клятвы.

– Знаю.

– Откуда?

– Ты бредил. Гестия рассказала.

– Считаешь – зря съездил?

Война еще пока мала, Зевс. Теперь у нее есть время,

чтобы вырасти. Набраться сил. Переродиться в нечто со-

вершенно грандиозное.

– Может быть, ты скажешь, брат, для чего этот век?

Набрать новую армию? Смертных, которых обратят в прах?

Найти союзников? Детей нарожать?

– Этот век – для тебя. Чтобы принять решение.

Потому что, сколько бы армий мы ни набрали – Крон на-

берет больше. Сколько бы молний ты ни метнул – их не

хватит на всех. Потому что все равно придется прибегать к

крайнему средству.

355

Но ведь ты же уже это понял, так, Зевс? Да, отец ска-

зал – подстраховался. Выставил охрану у ненасытной, тар-

тарской пасти, в которой дремлет наше крайнее средство

– Гекатонхейры, первенцы Земли.

Но что эта охрана тому, у кого есть молнии!

Или шлем-невидимка.

– Ну, тогда это правильно, брат. На такое решение

может не хватить века… – и быстро, рыбкой в сторону от

одной страшной темы к другой. – У Крона тоже есть свое…

крайнее средство.

– Да.

Могу описать, если хочешь. Я его помню до малейшей

щербинки. Своего противника.

– Нужно что-то делать с этим серпом, – пробормотал

Зевс. Я не ответил. Брат поднялся, потянулся за колчаном

с молниями – на плечо набросил, поправил перетершуюся

лямку. Колчан оттягивал плечо изрядно, хотя с виду мол-

нии казались невесомыми – или на плечи лег не колчан?

Решение?

Проходя мимо меня, Громовержец смотрел то ли впе-

ред, то ли себе под ноги.

Не в глаза. Наверное, опасался того, что я могу там

случайно увидеть.

Что, брат? «Лучше бы ты не ходил? Лучше бы не давал

века передышки? Все равно на такое не хватит никакого века?»

А может он, просто боялся сорваться, встретившись

со мной взглядом. Спросить о цене.

Когда шаги младшего затихли, я занял его место.

Уселся, свесив ноги над дрожащим, бескрайним зеркалом

моря. Хтоний пристроил рядом, как товарища.

Пополневший месяц – раскормившийся серп – по-

сматривал с высоты. Чайки перекликались с нестройными

356

песнями нереид в отдалении. Море потягивалось необъят-

ным телом, устраиваясь на покой: дожидалось колыбельных

от Нюкты-Ночи.

В самый раз, чтобы услышать за плечами голос

Судьбы.

Земля позади дрогнула, будто по ней ступал кто-то

очень грузный.

– Ты чего Зевсу сказал? – спросил Посейдон. – Видал

его. Идет, куда-то в себя смотрит. Я тебе того… вина амфору

нес, хорошего. Отобрал. Он что – пить пошел куда-то?

– Наверное.

– И не с радости, как я понимаю.

– Наверное.

– Что ты заладил – «наверное» да «наверное»! – скала

подпрыгнула, когда Черногривый притопнул в гневе. – Про

век-то хоть правда?

– Да. Про век правда.

– А-а… ты вот Гестию видал?

– Гестию?

– Мы вот с ней тут сидели… ну, пришлось малость,

– трехдневный перегар говорил лучше слов. – Так она ска-

зала: «Война все равно уже родилась. Теперь то, во что она

выльется, зависит от того, на что мы готовы».

– Да.

– Я-то вот думал… я уже, наверное, на все, – вздохнул

тяжело, раздувая грудь. – Не по мне это, конечно, – сидеть

на этом равновесии и ждать: они нас или мы их. Но если

нужно будет – буду сидеть. Если нужно помогать младше-

му – буду. Только… того… мне вот кажется – он сам еще не

знает, на что…

Не знает, средний. Мальчишки выросли, получили

оружие, мальчишкам пора перестать играть и научиться

бить по-настоящему. У мальчишек есть век, чтобы научить-

ся быть готовыми на все.

357

Даже на самые крайние средства.

Тронуло виски холодом воспоминания – тар-

тарским небытием. Коснулась щек обжигающая мощь

Гекатонхейров.

А, нет. Это море бризом дохнуло – развлекается.

– Аид, а ты?

Я повернул голову – и с трудом узнал Посейдона.

Даже не из-за того, что тот опух после трех дней беспрерыв-

ной пьянки – хуже бывало.

Взгляд у брата был похож на Зевсов: острый, пытли-

вый. – На что готов?

Я молчал: воспоминание все еще холодило изнутри.

Потом усмехнулся.

Черного Лавагета больше не будет – в этом я клялся.

А вот что буду сидеть сложа руки – в этом поклясться

забыл. Подбросил и поймал черный бронзовый шлем, с ко-

торым успел сродниться.

– Хочешь – исчезну?

358

Сказание 9.

О плодах с цветом крови и формой слез

Ворвись, гранат! Развороши нам жизнь!

Мы стали слишком въедливы и скупы,

Чтоб яростною свежестью зажглись

Непоправимо стынущие губы!

Ф.Искандер

Олимп всегда был светел. Даже при Кроне, когда тот

начал превращаться в тирана. Лилась кровь, испепелялись

деревни, вышли на свет из чрева Нюкты-Ночи Смерть,

Возмездие, Обман – а Олимп все оставался светлым.

Безмятежным, по крайней мере, – снаружи.

Словно копоть, кровь и стоны просто не могли до

него долететь.

И в тот день, в час, когда Гелиос уже близил пусть

своей колесницы к концу, Олимп оставался спокойным и не-

тревожимым. Три красавицы перебрасывались сплетнями

у высоких врат, которых еще совсем недавно в помине не

было при въезде на вершину горы. Закатным золотом по-

сверкивали створки. Лучи, соскальзывая с ворот, целовали

прекрасным стражам ручки и бежали дальше, по широкой

облачной дороге – перескакивать с одного дворца на дру-