Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

гой, омывать царственное строение, стоящее над всеми.

Преобразившийся дом Крона, теперь – дом Зевса, дышал

ложной беспечностью, которая изливалась из него звуками

кифар, озадаченно-шутливыми возгласами, ароматами

яств и цветов.

Вихрь, возникший из ниоткуда, брызнул каменной

крошкой перед воротами. Взвился лошадиный храп, скрип

359

колес вынырнул из тишины, и низкий глуховатый голос при-

казал: – Открывайте.

Разговор оборвался на увлекательной ноте: «А

потом этот трон как ухватит ее цепями, а она ка-а-ак

завизжит!» Привратницы неба – Оры – недоуменно вгля-

дывались в пустоту.

– Кто спрашивает? – наконец спросила Эйрена-Мир –

полноватая, спокойная, с белой кожей и легкой синевой под

глазами.

– Откройте, – процедили в ответ с явной ноткой

нетерпения.

– Путь на Олимп закрыт незнакомцам, – отру-

била чернявая, с надменно вздернутым носом, Эвномия-

Законность.

– Едва ли это незнакомец, – шепотом заметила Дикэ-

Справедливость – самая старшая, самая высокая и держа-

щая себя наиболее просто. Огненные волосы не были собраны

и в беспорядке спадали на плечи. – Если это вдруг…

Но тому, кто стоял у врат Олимпа, надоело ждать,

и он явился из воздуха.

Вернее, сначала из воздуха вылепилась бронзовая ко-

лесница с четверкой ярящихся коней. Вороные скакуны ска-

лили зубы и косили налитыми кровью глазами, намереваясь

проложить себе путь к стойлам с едой и водой, хотя бы и по

телам стражи.

Вслед за тем пустота выпустила из себя силуэт

высокого, с широкими плечами воина, держащего в руках

искусно кованый бронзовый шлем. Хитон воина из небеле-

ной ткани был запылен и покрыт пятнами крови и пота,

черный хламис37 сбился на левое плечо, и только меч на поясе

– короткий, бронзовый – выглядел как полагается. Видно, 37 Хламис – разновидность короткого плаща. Обычно

надевался в бой.

360

хозяин больше всего заботился о нем да о шлеме. Вспотевшие

волосы прилипли ко лбу и щекам, образовали единое целое с

усами и бородой, но лица было видно достаточно, и на этом

скуластом, бронзовом, почти безгубом лице, помимо въев-

шейся усталости и обычного недружелюбия, можно было

заметить остро прописанное раздражение.

И гнев. Божественный.

– Ну?

Сказал – или спросил глазами? Глаза были – мрак эреб-

ский, взгляд – удар бича.

Оры охнули, распахивая врата, – или те почли за

лучшее открыться сами?

До небесных привратниц донеслось только:

«Понастроили»… – за грохотом копыт.

Пророкотала колесница по белой дороге – наруши-

телем безмятежности. Кони – чернее покрывала Нюкты,

колесница – им под стать, да и возница… и что, что хитон

сер? В глаза поглядите и поймете: и он черный.

Нрав возницы, видно, был еще темнее, чем вид.

Не прошло и нескольких минут, как в главном дворце

что-то грохнуло, залепетал робкий голос о том, что Зевс

занят очень важным делом, второй голос грянул: «Не облезет!

Кроноборец…» – и следом ударило слово, в котором уж точно

не было никакой почтительности. Раздался топот бесчис-

ленных ног. Их обладатели спасались, как могли и где могли.

И Зевс-Громовержец, отведя взгляд от двери, из-за

которой неслись хриплые женские стоны, прислушался и

произнес:

– Война шлет своего гонца.

И усмехнулся в ответ на недоуменный взгляд стар-

шего сына – бога войны Ареса.

– Нет, не твой посланник. Скорее свой… или Мойр,

кто знает, – помолчал и добавил глухо: – Брат всегда явля-

ется вовремя.

361

А Гера, страдальчески изогнув губы, присовокупила:

– Но всегда так, что лучше бы не являлся вовсе.

Не видел этого. Или – видел, но не так.

Но почему-то помню.

– Шутишь.

Посейдон был чуток, как склоны Олимпа. Казалось,

сами стены комнаты раскалились от того, что я вложил в

одно слово…

Средний брат продолжил болтать. Невозмутимо. Не

боясь обжечься о мой взгляд.

– Ну да, считай что год. Нет, то есть, первые полгода

мы пытались ее отковырнуть сами. Сперва Зевс, потом я…

Трезубцем пробовал ведь! Никак…

– Молнией не пытались?

Посейдон задумался. Я махнул рукой и вернулся к

прежнему занятию – пить. Нектар, целая амфора, стоял тут

же, но я вливал в себя воду – кристальную, режущую горло

холодом.

Голос подавал, когда начинало не хватать воздуха.

Молчать вовсе не было сил.

Они год пытались оторвать Геру от золотого трона,

который ей послал в подарок неведомо кто!

– Нет, молнией не пробовали. Вот к Циклопам ходили.

Ну, они посмотрели… говорят – механизм хитрый. Арг еще

в голове почесал и заявляет: мол, работа знакомая. Похожа

на Гефестову. Пока нашли того Гефеста…

– Это кто еще?

– Зевсов сын. Ну, которого Гера с Олимпа скинула.

– У них есть сыновья, кроме Ареса?

– Я ж говорю – сын. Только он малость хилым уродил-

ся, да и страшным, как сатир с похмелья, вот она его и пуль-

нула вниз. Он еще и охромел после этого, да… Так я о чем.

Его, оказывается, нереиды подобрали. Фетида и еще одна…

воспитали, в общем. Он у тельхинов кузнечного мастерства

362

набрался, да и к Циклопам наведался, оказывается. Ну, и…

затаил гнев на мать, значит. Послал ей это кресло.

Посейдон фыркнул. Глотнул нектара и поудобнее

развалился в кресле.

– Дело было… Циклопы вокруг ходят – умиляются:

шедевр. Гера орет. Зевс, пока то да се, еще к каким-то под-

ружкам прогулялся… Да. Так нашли этого Гефеста, послали

к нему Гермеса…

– Это кто?

– Да Зевсов сын же. Ну, плеяду Майю ты знаешь, доч-

ку Атланта? Так вот, это от нее. Младший, конечно, взял его

вестником, да только я бы не допускал: жулик и плут, каких

поискать. Главное, ему пара дней от рождения была, а уже

коров у Аполлона угнал…

Я оторвал от губ чашу и посмотрел на брата, тяжело

дыша. – Что, и этого не знаешь?!

Пить расхотелось. Придвинул сидение и сел, отводя с

лица настойчиво лезущие в глаза волосы. Посейдон задум-

чиво пробегал пальцами узоры на деревянной чаше.

– Аполлон и Артемида – это от Латоны, ее ты должен

знать, она тут бывает… бывала. Теперь, Гера ее если уви-

дит – Олимп трясется. Они после Ареса лет через двадцать, что ли, родились… а ушлые детки. Лучники – промаха не