Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

Нехотя посмотрел он на сцену. Там шел ожесточенный поединок между его сыном и ханским отпрыском. Героическо-романтическая борьба увлекла Мишакуя, и он уже внимательно следил за развитием действия.

В антракте Мишакуй оставался в ложе, продолжая мысленный спор с самим собой. Он и проклинал сына-обманщика, и восторгался им. Теперь отец не называл его шутом, но и не принимал как защитника.

Сейчас его, пожалуй, заботила не столько судьба и профессия сына, сколько собственный престиж у односельчан. Как выйти из дурацкого положения, в котором он оказался по милости Залимгерия?

Тем временем на сцене появилась молодая женщина, убитая горем. Она молила аллаха вернуть ее любимого супруга, затем запела горестную песнь.

Страдания молодой женщины тронули Мишакуя, но он внутренне сопротивлялся, не желая поддаваться захватывающей игре актрисы. Но когда она запела:

Мишакуй не выдержал. Глаза его увлажнились, сердце дрогнуло, в горле стал какой-то ком.

Зал дружно аплодировал талантливой игре актрисы. Мишакуй расценил это как неуважение к благородной и верной женщине, к ее горю. И он, как велит обычай, чтобы выразить свое сочувствие, сострадание и почтение, поднялся и стоял, склонив голову, пока его опять не попросили сесть…

Отец и сын шли по ночному городу.

— Я и виноват, и не виноват перед тобой, отец, — первым заговорил Залимгерий. — Я вынужден был пойти на обман.

Мишакуй резко остановился, воинственно вскинул голову.

— Понимаешь, отец, адвокаты на суде по долгу службы защищают и правого и неправого. А я, ты видел сам, на сцене защищал народ. Чем я не защитник! Никто, отец, ни тебя, ни меня не упрекнет, что я защищал неправое дело или защищал народ плохо.

— Это так, но… Нет, я еще ничего не могу сказать тебе, — тихо ответил отец.

Теперь, когда отец собственными глазами видел, как восторженно зрители принимали спектакль его, Залимгерия, и других артистов, Залимгерий надеялся, что родитель простит его.

А Мишакуй… Он плелся с опущенной головой, думая о том, как сельские остряки, конечно, в первую очередь сосед-недруг Дамжуко, воспользуются случаем, чтобы поиздеваться над ним.

Ему хотелось нещадно отхлестать сына, сказать, что он не хочет знаться с таким обманщиком. «Позор, срам какой! Но что делать, вовремя лозу не согнул, теперь поздно. Хочешь не хочешь — надо мириться». Но сердце не хотело подчиниться решению разума.

Не сказав ни слова одобрения или порицания, хмурый и молчаливый Мишакуй, не попрощавшись с сыном, на следующий день уехал в свой Кожеж в надежде, что новость не дойдет туда так скоро.

Но то, что он надеялся скрыть, кожежцы узнали по радио в то самое утро, когда он возвращался из Нальчика. А на третий день газеты рассказали, как и почему Залимгерий Кудабердоков вынужден был обмануть отца, чтобы учиться в театральном институте. Вот тогда и появилось в Кожеже выражение: «Выбить дурь по-мишакуевски».

Много лет прошло, прежде чем время и растущая слава Залимгерия смыли обиду и зарубцевали сердечную рану Мишакуя.

Так начинался путь народного артиста Залимгерия Кудабердокова в искусство.

Припомнив слова Амирбия Губжокова, что надо смело бороться с религиозными пережитками, я решил выступить по кожежскому радио. Я говорил о том, что Коран делит всех людей на правоверных и неверных — гяýров.

— Кто эти отсталые люди? — вопрошал я. — Это старики и старухи, одурманенные религией. Назло им превратим старую заброшенную мечеть в музей, в дом братства, где покажем родство людей разных национальностей!

Затем я обратился к кожежцам с просьбой помочь нам принести в мечеть орудия труда, предметы бытового обихода, старинные изделия. Я был уверен, что мои земляки не пожалеют ничего для своего музея.

Очень довольный своей речью, я вернулся в правление колхоза, где народ уже собирался на открытое партийное собрание.

— Вот, батенька, пока ты где-то гулял, — сказал, улыбаясь, Леонид Петрович, — мы уже распределили темы. Герандоко взял на себя раздел «Семья и семейные отношения», а также «Свадьба и свадебные обряды»; Эльдар — «Производственный и общественный быт колхозного крестьянства»; уважаемая Марзидан взяла тему «Раскрепощение женщин». Тебе поручено изучение культуры современного Кожежа.

На собрании Леонид Петрович рассказал о значении будущего музея, за организацию которого взялся, как выразился аталык, «молодой этнограф Ахмед Наурзоков».

— Надеюсь, что все вы окажете ему помощь и поддержку, — закончил аталык.

Амирбий Губжоков оказался прав: вопрос о музее решился словно сам собой. Собрание перешло к обсуждению главного вопроса повестки дня — о ходе уборки хлеба. Докладчик Амирбий Губжоков говорил об итогах первых дней:

— Если механизаторы будут работать и дальше, как работали до сих пор, уборочная затянется дней на двадцать, а то и больше, — гремел его бас. — Что значит затянуть уборку? Это значит, во-первых, потерять сотни и тысячи пудов первосортной золотой пшеницы. Во-вторых, потерять первое место в районе. Кто же нам позволит это? Нам, коммунистам передового колхоза! Не в обиду будь сказано, — несколько спокойнее продолжал он, — должен отметить, что мягкотелость нашего уважаемого ветерана колхозного производства Дамжуко разлагающе действует на механизаторов, в частности на комбайнеров. Я, конечно, понимаю, что на Дамжуко влияет его преклонный возраст. Годы, товарищи, человека ослабляют не только физически, но и делают его сердобольным, жалостливым. Но, товарищи, мы бойцы, мы воины. И не имеем права проявлять слабость и так называемое человеколюбие к лентяям. Вот, например, если судить о комбайнере Машукове по тому, как он относится к социалистическому труду, к технике, врученной ему, — действия этого человека не могут не вызвать с нашей стороны настороженности и подозрения. А что касается уважаемого Дамжуко, то, если у нас есть совесть и мужество, мы должны признать свои ошибки и промахи. Мы не можем и не имеем права свалить всю ответственность за плохую работу колхозных механизаторов на одного механика. Мы его знаем как превосходного работника, знатока машин. Но знаем и его возраст. Думаю, что пора облегчить ему ношу, тяжелую ношу, которую он давно тащит на своих плечах. Ничего не предрешая, я бы хотел знать мнение коммунистов: не следует ли нам дать Дамжуко в помощники какого-нибудь молодого человека, окончившего сельскохозяйственный техникум?

Из зала раздались дружные голоса:

— Правильное предложение!