Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка [изд-во Махаон]

Джинни уничижительно расхохоталась; она тоже старалась отпихнуть Гарри.

— А-а, так ты целовался со Свинринстелем? Или хранишь под подушкой фото тётушки Мюриэль?

— Ах ты...

Оранжевый луч пролетел под левой рукой Гарри и чуть не попал в Джинни; Гарри оттолкнул Рона и прижал его к стене.

— Не дури...

— Гарри целовался с Чо Чан! — кричала Джинни. В её голосе зазвучали слёзы. — А Гермиона — с Виктором Крумом! Один ты, Рон, ведёшь себя так, будто это что-то отвратительное, а всё потому, что опыта у тебя как у двенадцатилетнего ребёнка!

С этими словами она убежала. Гарри сразу отпустил Рона; лицо у того было просто убийственное. Так они стояли, тяжело дыша, пока из-за угла не появилась миссис Норрис, кошка Филча.

— Пошли, — сказал Гарри, заслышав шарканье смотрителя.

Они взбежали по лестнице и пошли по коридору седьмого этажа.

— Эй, прочь с дороги! — рявкнул Рон. Маленькая девочка в страхе отпрыгнула и уронила склянку жабьей икры.

Гарри почти не заметил звона разбитого стекла; он ничего не понимал, голова кружилась; так, должно быть, чувствуют себя люди, которых ударило молнией. «Это потому, что она сестра Рона, — твердил он себе. — Мне не понравилось, что она целуется с Дином, потому что она сестра Рона...»

Но перед глазами возник непрошеный образ: тот же пустынный коридор, но с Джинни целуется он сам, а не Дин... Чудище в груди довольно заурчало... Вдруг гобелен распахнулся; Рон, нацелив на него палочку, принялся кричать: «предатель»... «а ещё друг называется»...

— Как думаешь, Гермиона правда целовалась с Крумом? — внезапно спросил Рон на подходе к Толстой Тёте. Гарри виновато вздрогнул и заставил себя не думать о коридоре, куда не врывался никакой Рон и где они с Джинни были совершенно одни...

— Что? — растерянно пробормотал он. — А-а... э-э...

Честно было бы ответить «да», но как-то не хотелось. Впрочем, по его лицу Рон и так всё понял.

— Королевская каша, — мрачно буркнул он Толстой Тёте. Они пролезли в дыру за портретом и попали в общую гостиную.

О Джинни с Гермионой они больше не вспоминали, вообще мало разговаривали и легли спать в молчании — каждый со своими мыслями.

Гарри долго лежал, глядя вверх на балдахин и убеждая себя, что питает к Джинни исключительно братские чувства. Они целое лето жили рядом, как брат с сестрой — ведь так? — играли в квидиш, дразнили Рона, потешались над Биллом и Хлоркой... Он знает Джинни очень давно... естественно, ему хочется её защищать... опекать... оторвать Дину руки и ноги за то, что целовался с ней... нет... вот этот братский порыв надо сдерживать...

Рон оглушительно всхрапнул. Она сестра Рона, твёрдо сказал себе Гарри. Сестра Рона. Запретная территория. Нельзя рисковать дружбой. Гарри ткнул кулаком подушку и, тщательно избегая мыслей о Джинни, стал ждать, когда придёт сон.

После бесконечных снов о Роне, который гонялся за ним, размахивая квидишной битой, Гарри проснулся с тяжёлой головой, но к полудню понял, что предпочёл бы Рона из сна настоящему — тот не только демонстративно презирал Джинни и Дина, но и окатывал Гермиону жестоким, холодным равнодушием. Казалось, за ночь Рон превратился во взрывастого дракла и на всех готов бросаться. Гарри целый день пытался сохранить мир между Роном и Гермионой, но ему ничего не удалось: Гермиона ушла спать разобиженная, а Рон, прежде чем удалиться в спальню, страшно отругал каких-то несчастных первоклашек за то, что они осмелились на него смотреть.

К полному смятению Гарри, со временем агрессия Рона не утихла. Он стал хуже играть, отчего озлобился ещё больше, и на последней тренировке перед субботним матчем не смог взять ни одного мяча, но так на всех орал, что довёл до слёз Демельзу Робинс.

— Заткнись и оставь её в покое! — прикрикнул на него Пикс, который был на треть ниже Рона, зато держал в руках очень тяжёлую биту.

— ХВАТИТ! — взревел Гарри. Он поймал яростный взгляд, который Джинни бросила на брата, вспомнил, что она мастерица накладывать злокозявистое заклятие, и решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Пикс, иди убери Нападал. Демельза, успокойся, ты сегодня отлично играла. Рон... — Гарри дождался, пока другие удалятся, и продолжил: — Ты мой лучший друг, но, если будешь продолжать в том же духе, я тебя выгоню из команды.

На миг ему показалось, будто Рон хочет его ударить, но потом случилось кое-что похуже: Рон обвис на метле, вся его воинственность куда-то улетучилась, и он пролепетал:

— Я сам уйду. Я размазня.

— Ничего ты не размазня и никуда ты не уйдёшь! — грозно воскликнул Гарри и схватил Рона за грудки. — Когда ты в форме, ты берёшь любой мяч, твои проблемы — чисто психические!

— То есть что, я псих?

— Может, и псих!

Пару мгновений они сверлили друг друга глазами, затем Рон устало помотал головой:

— Я знаю, что у тебя нет времени искать нового Охранника, и завтра буду играть, но если мы проиграем — а мы проиграем, — я ухожу.

Никакие уговоры не действовали. За ужином Гарри так и сяк пытался ободрить Рона, но тот слишком усердно дулся на Гермиону и больше ничего не замечал. Вечером в общей гостиной Гарри продолжал гнуть свою линию, настойчиво уверяя друга, что после его ухода вся команда умрёт от огорчения; к несчастью, его словам несколько противоречил вид этой самой команды — они тесной кучкой сидели в дальнем углу, шептались и бросали на Рона явно неприязненные взгляды. Под конец Гарри накричал на Рона в надежде, что тот разозлится и это укрепит его боевой дух, но ничего подобного не произошло; Рон отправился спать подавленный и несчастный.

Гарри долго лежал в темноте без сна. Он не хотел проиграть предстоящий матч, первый, в котором выступал капитаном, и к тому же решительно настроился утереть нос Малфою, пусть даже подозрения насчёт него не доказаны. Но если Рон будет играть, как на последних тренировках, шансы победить, мягко говоря, невелики...

Если бы как-то заставить Рона собраться... играть на пике возможностей... сделать так, чтобы у него был поистине удачный день...

Ответ пришёл внезапно, счастливым озарением.

Наутро в Большом зале, как всегда перед матчем, царило всеобщее возбуждение; слизеринцы шипели и улюлюкали, едва игроки «Гриффиндора» появлялись в дверях. Гарри поднял глаза к потолку и увидел ясное голубое небо: хорошее предзнаменование.

Гриффиндорский стол, сплошь красно-золотой, завидев Гарри и Рона, ликующе заревел. Гарри улыбнулся, помахал рукой; Рон, слабо скривив губы, помотал головой.

— Веселей, Рон! — крикнула Лаванда. — Ты лучше всех!

Рон даже не взглянул на неё.

— Чай? — спросил его Гарри. — Кофе? Тыквенный сок?

— Всё равно, — трагически бросил Рон и тоскливо куснул гренок.