Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Вы хотите узнать, ссорился ли мой отец с Арленой? — прямо спросила Линда.

— Ну… в общем, да, — пробормотал Вестон, подумав про себя: «Нет, это последнее дело — выспрашивать у дочери про отца. На кой черт я связался с полицией в свое время? Нет бы заняться чем-нибудь приличным! А теперь вот расхлебывай!»

— Нет, что вы! — снова с изумлением сказала Линда. — Мой отец вообще никогда ни с кем не ссорится. Такой уж он человек.

— А теперь, мисс Линда, подумайте хорошенько… Как вы считаете, кто мог убить вашу мачеху? Вы не слышали ничего такого, что могло бы навести вас на какие-то догадки? Или, возможно, вам известно что-то в этом смысле примечательное?

Линда довольно долго молчала, по-видимому, что-то обдумывая.

— Нет, — сказала она наконец. — Я понятия не имею, кто мог желать смерти Арлены. — И, помешкав, добавила: — Если не считать, конечно, миссис Редферн.

— Вы полагаете, мисс, что миссис Редферн могла бы ее убить? Почему?

— Потому что ее муж влюбился в Арлену. Но я не думаю, что миссис Редферн действительно хотела убить Арлену. Скорее, могла просто желать ее смерти. А это ведь не одно и то же.

— Да, это не одно и то же, — тихо вставил Пуаро.

Линда кивнула. Странная судорога внезапно исказила ее лицо.

— Миссис Редферн ни в коем случае не могла… не могла бы убить человека. Она не… Как бы это объяснить?.. В ней нет… ну, что ли, ярости.

Вестон и Пуаро одновременно кивнули.

— Хорошо понимаю, дитя мое, что вы имеете в виду, и вы совершенно правы, — сказал Эркюль Пуаро. — Миссис Редферн не относится к страстным натурам. — Он подался вперед и, прищурившись, добавил, старательно подбирая слова: — Она не могла бы поддаться… буре чувств… Восприятие мира для нее не могло бы свестись к ненависти к чьему-то лицу, чьей-то белой шее… Она вряд ли стала бы вынашивать мечту о том, чтобы протянуть к этой шее руки и почувствовать, как пальцы впиваются в мягкую живую плоть…

Он замолчал. Линда внезапно резко убрала ладони со стола.

— Мне можно идти? — спросила она дрожащим голосом. — Это все?

— Да-да… Это все, — ответил Вестон. — Благодарю вас, мисс Линда.

Он встал, чтобы проводить девушку и прикрыть за нею дверь, а вернувшись, спешно закурил сигарету.

— Фу… Ну и работенка у нас, а? — сказал он. — Признаться, я чувствовал себя как последний негодяй, когда выпытывал у малышки про отношения между ее отцом и мачехой. Вроде как затягиваешь петлю на шее отца и просишь дочь тебе помочь. И все же это надо было сделать. Убийство есть убийство. А эта девочка знает куда больше всех остальных. И в общем, я доволен, хотя, по сути дела, она нам ничего не сообщила.

— Мне тоже так показалось, — пробормотал маленький бельгиец.

— Знаете что, мосье Пуаро? — Вестон смущенно откашляло я. — В конце допроса вы зашли, пожалуй, слишком далеко… пальцы, впивающиеся в мягкую живую плоть!.. Стоило ли девочке подбрасывать такие мысли?

Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на него.

— Ага… Вы считаете, что я подбросил малышке какие-то мысли? — пробормотал он.

— А разве нет? — спросил полковник и, когда Пуаро удрученно покачал головой, деликатно сменил тему: — Что ж, идем дальше. От мисс Линды мы не услышали почти ничего, кроме более или менее надежного подтверждения алиби миссис Редферн. Раз они были вместе от половины одиннадцатого до без четверти двенадцать, Кристина Редферн исключается из числа подозреваемых. Ревнивая жена, таким образом, сходит со сцены.

— С миссис Редферн подозрение снимается и по другой, более существенной причине, — сказал Пуаро. — По моему мнению, она не могла задушить человека. Она на это неспособна — ни физически, ни психологически. Она женщина скорее хладнокровная. Ей свойственны глубокая преданность и постоянство, но вовсе не пылкая любовь. А главное — ее руки слишком малы и хрупки.

— Согласен с вами, мосье, — сказал Колгейт. — Миссис Редферн в расчет брать нельзя. Доктор Низден сообщил, что руки, умертвившие жертву, были крупными и сильными.

— Вот именно! — заметил Вестон. — Теперь, я полагаю, нам следует повидать Редферна. Думаю, он уже немного пришел в себя.

Действительно, Патрик Редферн уже пришел в себя. Правда, он выглядел бледным и осунувшимся — это, как ни странно, придавало ему совсем мальчишеский вид, — но в общем и целом он владел собой.

— Ваше имя Патрик Редферн? Адрес: Кроссгейтс, Селдон, Принсес-Ризборо?

— Да.

— Как давно вы были знакомы с миссис Маршалл?

— Три месяца, — ответил он после короткой заминки.

— Капитан Маршалл сообщил, что вы встретились с его женой случайно на каком-то коктейле, — сказал Вестон. — Вы подтверждаете это?

— Да… примерно так оно и было.

— Капитан Маршалл предположил, что до встречи здесь вы почти не были знакомы. Вы подтверждаете это?

Патрик Редферн снова на мгновение замялся.

— Ну… Не совсем, — ответил он. — По правде говоря, я часто встречал ее при различных обстоятельствах.

— И муж не знал об этом?

— Понятия не имею, знал об этом капитан Маршалл или не знал, — слегка покраснев, ответил Редферн.

— А ваша жена? Она знала об этих встречах? — спросил, понизив голос, Эркюль Пуаро.

— Да, кажется, я ей рассказывал, что познакомился со знаменитой Арленой Стюарт.

— Но ваша жена не знала, как часто вы встречались с ней? — упорствовал маленький бельгиец.

— Вероятно, нет.

— Вы и миссис Маршалл заранее условились встретиться здесь? — спросил комиссар полиции.

Редферн довольно долго молчал. Потом пожал плечами.

— Что ж, рано или поздно это все равно выяснится, — сказал он. — Не стану хитрить. Я сходил с ума по этой женщине… Был в нее без памяти влюблен. Она пожелала, чтобы я приехал сюда. Сначала я возражал, потом уступил. Я… Извините, я исполнил бы любой ее каприз, самый дерзкий… Она обладала каким-то особым магнетизмом.

— Вы рисуете верный ее портрет, — пробормотал Эркюль Пуаро. — Это была Цирцея! [183] Цирцея (Кирка) — в поэме древнегреческого поэта Гомера «Одиссея» прекрасная волшебница, радушно встретившая Одиссея и его спутников на своем острове, а затем превратившая этих спутников в свиней. Именно так.

— Она действительно превращала мужчин в свиней, — с горечью признал Патрик Редферн. — Да! Буду с вами совершенно откровенен. Не буду ничего скрывать. Зачем? Во имя чего? Да, я сходил с ума по этой женщине. Любила ли она меня? Не знаю. Если верить ее словам, то да. Но подозреваю, что она принадлежала к тем женщинам, которые перестают интересоваться мужчиной, как только почувствуют, что завладели его душой и телом. Она хорошо знала, что я всецело в ее власти. Сегодня утром, увидев ее мертвой, я был ошеломлен, повергнут в отчаяние. Меня словно ударили обухом по голове!