Жорж Сименон - Колебания Мегрэ

Наконец оба оказались лицом к лицу. Разглядывая посетителя, Мегрэ потягивал трубку. Осмотр несколько разочаровал его. Вот уже целые сутки Мартон не выходил у него из ума, став в его воображении какой-то необыкновенной личностью. На поверку же он оказался неприметным человечком, каких встречаешь на каждом шагу в метро или на улице.

Комиссар даже немного расстроился от того, что гость его такой заурядный и так естественно ведет себя.

— Еще раз прошу извинить меня за то, что ушел, не предупредив вас. У нас в магазине очень строгие порядки. Меня отпустили на час к зубному врачу. Он живет на улице Сен-Рош, в двух шагах от Лувра. Я заметил, что мое время истекает: к одиннадцати мне надо было вернуться, товар отправлять. Я хотел предупредить старика, который впустил меня к вам в кабинет, но его в коридоре не было. Следовало бы позвонить вам, но вести частные разговоры нам запрещено, а большинство аппаратов соединены с коммутатором.

— А как же вам удалось сделать это сегодня?

— Воспользовавшись тем, что там никого не было, я позвонил из кабинета заведующего этажом. Его аппарат имеет выход в город. Вы обратили внимание, что я торопился и сразу повесил трубку?..

Пока ничего необычного в этом Мегрэ не видел.

— Ну, а во время обеденного перерыва? — все-таки упорствовал Мегрэ.

— Сначала я решил, что вы тоже пойдете обедать. К тому же мне показалось, мое дело вы всерьез не приняли…

— А оно серьезное?

— Разумеется. Ведь послали же вы одного из своих сотрудников, который ходил у нас по отделу. Разве не так?

Мегрэ не ответил. Собеседник его продолжал:

— Вы не хотите признаться, но я-то понял, что это был детектив.

Гость, должно быть, продумал заранее весь свой разговор, как и в первый раз. Однако иногда он замолкал, словно теряясь в мыслях. После продолжительной паузы Мартон спросил:

— Моя жена приходила к вам?

— А почему вы так думаете?

— Не знаю. Просто я ее хорошо изучил. Уверен, она что-то заподозрила. У женщин обостренное чутье. А у нее такой характер, что, почуяв малейшую опасность, она первой нанесет удар. Вы понимаете, что я имею в виду?

Снова пауза, во время которой Мартон с укором смотрел на Мегрэ, словно досадуя на то, что комиссар не откровенен с ним.

— Она здесь была?

Комиссар помолчал в свою очередь, понимая, какую ответственность берет на себя. Если Мартон не вполне здоров душевно, то ответ окажется решающим для будущего его поведения.

Еще несколько минут назад Мегрэ хотел позвонить доктору Пардону и попросить его присутствовать при встрече с Мартоном. Но разве медик не предупреждал его, что мало смыслит в психиатрии?

И вот Ксавье Мартон сидит в полутора метрах от комиссара, разговаривает, жестикулирует, будто обыкновенный посетитель. Возможно, и вправду это нормальный человек, который, почувствовав, что над его жизнью нависла опасность, пришел в полицию, чтобы откровенно поделиться своими опасениями. Но, может быть, это психопат, страдающий манией преследования, который хочет, чтобы его успокоили? Может, перед ним помешанный? Наконец, возможно, это человек, которому в голову лезет всякая чушь, в известном смысле тронутый, но в ясном сознании, умный, выработавший во всех деталях план, который он решил осуществить любой ценой.

Невзрачное лицо. Обыкновенный нос, глаза, рот, уши. Видно, оттого, что с холода попал в жарко натопленное помещение, или же от начинающейся болезни, о которой он упомянул, глаза у Мартона блестели.

А может, о том, что его лихорадит, он сказал нарочно, зная, что у него блестят глаза?

Комиссару стало не по себе. Ему пришло в голову, что посетитель этот пришел к нему лишь для того, чтобы спросить о своей жене. Уж не следил ли он сам за ней? Зная, что она приходила на набережную Орфевр, он надеется выяснить, что она сказала.

— Да, приходила, — признался наконец комиссар.

— Что же она вам рассказала?

— Здесь на вопросы отвечают, а не задают их.

— Прошу прощения.

— Ваша жена очень элегантна, господин Мартон.

На лице гостя возникло некое подобие улыбки, в которой сквозили насмешка и горечь.

— Я знаю. Она всегда мечтала стать элегантной. Она решила стать элегантной.

Мартон подчеркнул слово «решила», словно в письме. Мегрэ вспомнил, что собеседник его уже прибегал к такому способу выделять важные слова. В какой-то работе по психиатрии комиссар читал, что манера то и дело подчеркивать те или иные слова служит нередко доказательством того, что…

Нет, нельзя рассматривать их беседу в таком вот плане.

— Вчера утром вы пришли и заявили, что опасаетесь за свою жизнь. Что отношение к вам вашей жены за последнее время изменилось, что в хозяйственном шкафу вы обнаружили ядовитый порошок. Сообщили, будто не раз после еды чувствовали недомогание. Затем меня вызвал начальник управления, наш разговор более не возобновился. Полагаю, вы хотите сообщить мне какие-то новые подробности?

Мартон улыбнулся чуть грустной улыбкой несправедливо обиженного человека.

— Бывает, вопросы задают таким образом, что на них трудно ответить, — заметил он.

Мегрэ едва не вспылил: ему преподнесли урок хорошего тона. Впрочем, он заслужил этот упрек.

— Черт побери, не станете же вы утверждать, что пришли сюда без всякой определенной цели! Вы намерены подать жалобу на действия вашей жены?

Мартон покачал головой.

— Вы ее не обвиняете?

— В чем? — спросил посетитель.

— Если то, о чем вы мне рассказали, верно, вы вправе обвинить ее в попытке отравить вас.

— И вы полагаете, из этого что-то получится? Какими доказательствами я располагаю? Да вы сами мне не верите. Я принес вам образец фосфида цинка, но я вполне мог положить этот порошок в шкаф и сам. Из того, что я по своей воле пошел на прием к психиатру, можно заключить, что я не вполне здоров психически или, что также можно допустить, что я пытаюсь создать у вас такое впечатление.

Впервые Мегрэ довелось столкнуться с клиентом, который так изумлял его. Каждый ответ, каждый новый поворот дела ставил комиссара в тупик. Мегрэ тщетно пытался отыскать какой-то изъян, какое-то слабое место в рассуждениях Мартона, но тот его всякий раз ставил на место.

— Должно быть, жена сообщила вам, что я неврастеник. Наверняка поведала о том, что вечерами что-нибудь мастерю, что, бывает, начинаю топать ногами, заливаться слезами оттого, что у меня что-то не выходит…

— Вы доктору Штейнеру об этом сообщили?

— Я ему все рассказал. Целый час он задавал мне такие вопросы, какие вам и в голову бы не пришли.

— И что из этого следует?

Мартон взглянул в глаза комиссару.

— Из этого следует, что я не помешанный.

— Тем не менее, вы убеждены, что ваша супруга намерена вас отравить?