Жорж Сименон - Колебания Мегрэ

— Нет. Но, если бы даже она и сообщила, я все равно бы на ней женился и был бы рад, что у нас подучилась чета…

— Она вас любила?

— Я так думал.

— И однажды убедились, что ошибаетесь?

— Да.

— Когда же?

Мартон ответил не сразу. Казалось, он задумался, как поступить, чтобы не пойти против совести, и Мегрэ не стал упорствовать.

— Полагаю, — промолвил наконец Мартон, — вы начали расследование? Раз уж вы послали агента в универмаг, чтобы следить за мной, то, верно, направили своих людей и на авеню Шатийон.

— Совершенно справедливо.

— В таком случае отвечу вам откровенно. Это произошло два года назад.

— Иначе говоря, когда у вас в доме поселилась свояченица, вы поняли, что жена вас не любит и никогда не любила?

— Да.

— Можете объяснить, почему?

— Ответить на этот вопрос нетрудно. Прежде чем познакомиться со свояченицой, жившей прежде с мужем в Америке, я не всегда был счастлив в семейной жизни, хотя и внушал себе, что в той мере, в какой это возможно, я счастлив. Вы меня понимаете? Иными словами, я полагал, что разочарование мое неизбежно. Полагал, что все мужья находятся в таком же положении, что и я. Короче говоря, что Жизель обыкновенная женщина, следовательно, ее недостатки свойственны и всем остальным женщинам.

Мартон с трудом подыскивал слова, делая упор на некоторые из них.

— Как, по-видимому, и все, я мечтал о какой-то особенной любви, о союзе, слиянии душ, называйте это как угодно, но спустя несколько лет или месяцев заключил, что ее не существует.

— Выходит, любви нет.

— Во всяком случае, любви такого рода.

— А в чем вы упрекаете жену?

— То, что вы от меня ждете, не очень-то порядочно, но, если я не отвечу откровенно, вы сделаете ложные выводы. Теперь я знаю, что Жизель оставила Руан и родных, движимая одним лишь честолюбием. Не любовью к мужчине, к которому тогда уехала и который ее будто бы оставил спустя несколько месяцев. Мужчина этот явился первой ступенькой, нужной ей, чтобы перебраться в Париж. Если бы он даже не ушел от нее, Жизель сама бы его бросила.

Любопытно было слушать эти слова, произносимые спокойным, без следа волнения голосом, словно Мартон говорил о ком-то постороннем, подбирая при этом ясные и четкие определения.

— Жизель представляла себе, что путь к успеху будет гораздо проще. Она была молода, красива, обаятельна. Ей и в голову не приходило, что придется бегать от одной передней к другой, переписывать с газетных стендов объявления о найме, чтобы в конце концов получить должность продавщицы по продаже женского белья в крупном универмаге.

— А разве вы сами не честолюбивы?

— Со мной обстоит совсем иначе. Но позвольте мне закончить. По вечерам она развлекалась со своими сослуживцами. Это были главным образом заведующие отделами, но те или были женаты, или разговора о женитьбе не заводили. И в тот самый момент, когда она поняла, что начинает стареть, на сцене появился я. Еще года три-четыре назад она с насмешкой отвергла бы меня. Поняв, что на худой конец могу сгодиться и я, она приняла нужные меры.

— Какие именно?

— Дала понять, что влюблена в меня. Много лет я мечтал о том, чтобы создать семью, мечтал о своем гнезде, об общем будущем. Я нашел, что Жизель холодна, но утешал себя мыслью, что женщины определенного рода лишь ломают комедию. Нашел, что она своекорыстна, даже скаредна, но тут же убедил себя, что все женщины таковы.

— Вы были несчастны?

— У меня была работа. Она относилась к ней с насмешкой, считала меня маньяком, стыдилась, как мне стало известно, того, что замужем за продавцом детских игрушек и электропоездов. И нашла себе кое-что получше.

Мегрэ понял, что произошло потом, но спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Жизель познакомилась с мужчиной, который одно время работал у нас в магазине. По имени Морис Швоб. Любит ли она его, не знаю. Возможно, да. Но обстоятельство это позволило сделать ей еще один шаг по лестнице, притом значительный. Швоб женился на одной очень богатой бывшей актрисе, в прошлом содержанке.

— По этой-то причине жена ваша и не потребовала развода, чтобы вступить в брак со Швобом?

— Думаю, да. На деньги старухи они вдвоем открыли модный салон.

— Полагаете, они состоят в связи?

— Я это знаю.

— Вы за ними следили?

— Я так же любопытен, как и любой другой.

— Но почему вы сами не потребовали развода?

Собеседник комиссара ничего не ответил. Похоже, что разговор зашел в тупик.

— Такая обстановка сложилась еще до приезда вашей свояченицы?

— Возможно, но тогда я еще был слеп.

— Судя по вашим словам, что именно происходит, вы поняли лишь после того, как у вас в доме на авеню Шатийон поселилась свояченица? И что же вы поняли?

— Понял, что существуют женщины и иного рода. Такие, о каких я всегда мечтал.

— Вы ее любите?

— Да.

— Она ваша любовница?

— Нет.

— Однако вы иногда встречаетесь с ней втайне от жены?

— Вам и это известно?

— Мне известен ресторанчик под названием «Приют нормандцев».

— Вы правы. Дженни часто обедает там вместе со мной. Что касается жены, то та в обществе Швоба обедает в более фешенебельных заведениях. Ведь она нам теперь не ровня, сами понимаете.

Мартон то и дело прибавлял это слово, будто опасаясь, что Мегрэ не следит за его мыслью.

— Понимаете?

— Ваша свояченица тоже любит вас?

— Думаю, привыкает.

— Привыкает, и только?

— Она очень любила мужа. Это была настоящая супружеская чета. Они жили в штате Нью-Джерси, недалеко от Нью-Йорка, в очаровательном коттедже. После того как в результате несчастного случая Эдгар погиб, Дженни решила покончить с собой. Однажды вечером включила газ, но ее случайно спасли. Не зная, куда ей деваться, она отправилась в Европу, так мы ее и приютили. Она все еще была в трауре. Да и теперь носит только черное. Жизель подтрунивает над ней, советует бывать на людях, рассеяться, чтобы все забыть. Я, наоборот, исподволь пытаюсь возродить в ней любовь к жизни…

— И вам это удалось?

Мартон покраснел словно юноша.

— Думаю, что да. Вам теперь понятно, почему она не стала моей любовницей? Я ее люблю и уважаю. И мне не хотелось бы ради удовлетворения эгоистического чувства…

Интересно, вносит ли все это в стенограмму Лапуэнт? Если протокол попадет в руки начальству, комиссара на смех поднимут.

— Известно ли Дженни о том, что жена ваша намерена погубить вас?

— Я ей об этом не говорил.

— Знает ли она о ваших распрях?

— Она живет у нас. Хочу заметить, что мы с женой никогда не ссоримся. На первый взгляд у нас все как у людей. Жизель слишком умна, чтобы напрашиваться на скандалы. К тому же она не захочет потерять десять миллионов, которые дали бы ей возможность стать таким же равноправным партнером, как и этот Швоб, который называет себя Гаррисом.