Агата Кристи - Ночь без конца

– Я недостаточно квалифицирован, чтобы разбираться в таких вещах, – признал я. – По правде, совсем неквалифицирован.

– Я вполне вас понимаю, – ответил Липпинкот.

– А не мог ли бы я поручить все это вам?

– Могли бы.

– Прекрасно. Так почему же нет?

– Все-таки, я полагаю, вы должны быть представлены отдельно. Я уже действую в интересах некоторых из родственников Элли, и здесь может возникнуть конфликт интересов. Если вы оставите дела в моих руках, я позабочусь, чтобы ваши интересы были защищены посредством представительства весьма компетентного адвоката.

– Спасибо, – сказал я. – Вы очень добры.

– Если мне будет позволено проявить некоторую бестактность… – Он выглядел несколько смущенным, а мне было очень приятно представить себе Липпинкота бестактным.

– Да?

– Я должен посоветовать вам быть предельно осторожным всегда, когда вам придется что-либо подписывать. Любые деловые документы. Прежде чем что-либо подписать, прочтите это весьма тщательно, со всеми подробностями.

– Будет ли смысл такого документа, о каком вы говорите, ясен мне, если я тщательно его прочту?

– Если вам не все в таком документе будет ясно, вы передадите его вашему юрисконсульту.

– Вы предостерегаете меня на все случаи жизни или от кого-то конкретно? – спросил я с неожиданно вспыхнувшим интересом.

– Это не такой вопрос, на какой я мог бы должным образом ответить, – заявил мистер Липпинкот. – Но я все же решусь зайти довольно далеко. Там, где речь идет о крупных денежных суммах, нельзя доверяться никому.

Так что он предостерегал меня от кого-то вполне конкретного, но не собирался называть имена. Я это понял. Может быть, он имел в виду Кору? Или у него были подозрения – и скорее всего, весьма давние подозрения – насчет Стэнфорда Ллойда, этого процветающего банкира, просто брызжущего дружелюбием, такого богатого и беззаботного, который недавно заехал в наши места «по делам»? А может, это дядя Фрэнк, способный подойти ко мне с вполне приемлемыми на вид документами? Я вдруг увидел себя, бедного невежественного простофилю, плавающим в озере, кишащем зловещими крокодилами с фальшивыми дружескими улыбками на мордах.

– Наш мир, – сказал Липпинкот, – довольно зловещее место.

Вероятно, ничего глупее произнести было нельзя, но я вдруг задал ему вопрос:

– А что, смерть Элли кому-то выгодна?

Он тотчас уставился на меня, пораженный:

– Это очень странный вопрос. Почему вы об этом спрашиваете?

– Не знаю. Просто он вдруг пришел мне в голову.

– Она выгодна вам, – ответил он.

– Ну конечно. Это само собою разумеется, – сказал я. – На самом деле я хотел спросить, кому еще это выгодно.

Мистер Липпинкот молчал. Довольно долго.

– Если вы хотели спросить, – ответил он наконец, – предусматривает ли завещание Фенеллы выгоду для определенных персон в виде наследства, то это действительно так, в очень малой доле. Несколько старых слуг, старая гувернантка, одно или два благотворительных отчисления, но ничего особенно существенного. Имеется завещание для мисс Андерсен, но и оно не очень велико, так как – вы, вероятно, знаете об этом – Элли уже отписала мисс Андерсен весьма значительную сумму.

Я кивнул. Элли говорила мне, что она подготавливает эти документы.

– Вы – ее муж. Других близких родственников у нее нет. Но я так понимаю, что вы вовсе не это имели в виду?

– Я сам точно не знаю, что имел в виду. Но, так или иначе, мистер Липпинкот, вам удалось вызвать у меня подозрения. Подозрения неизвестно к кому, неизвестно почему. Но – подозрения. И в финансах я ничего не понимаю, – добавил я.

– Да, это совершенно очевидно. Позвольте мне сказать только, что я точно не знаю, не подозреваю никого конкретно. Когда человек умирает, обычно проводят проверку всех его дел. Это может произойти быстро, а может быть отложено на несколько лет.

– То есть вы хотите сказать, что кто-то из других родственников может подложить мне свинью и сорвать все дело вообще? Заставить меня, например, подписать отказы от прав… или как это там у вас называется?

– Если дела Фенеллы, предположим, окажутся – к счастью для кого-то – не в полном порядке, в каком они, как я полагаю, должны быть, тогда – да, можно сказать, что ее безвременная смерть, скорее всего, станет очень выгодной для кого-то. Мы не будем называть имен… для кого-то, кому легче всего скрыть свои следы, имея дело с таким, да позволено мне будет сказать, простодушным человеком, как вы. Я захожу достаточно далеко, но у меня нет желания продолжать разговор на эту тему. Это будет недостаточно беспристрастно.

Потом состоялась заупокойная служба в маленькой церкви, не занявшая много времени. Если б я мог не присутствовать там, я так и поступил бы. Я ненавидел всех собравшихся снаружи, вокруг церкви, и с любопытством глазевших на меня. Их любопытные глаза. Грета протащила меня через все происходившее. Я думаю, до сих пор я не осознавал, какой она сильный, надежный человек. Она сделала все приготовления, заказала цветы, все организовала. Теперь я гораздо лучше смог понять, как случилось, что Элли стала настолько зависима от Греты. Не так уж много таких Грет на свете!

В церкви были главным образом наши соседи – с некоторыми из них мы даже были едва знакомы. Но я заметил одно лицо, которое раньше уже видел, только в этот момент никак не мог вспомнить где.

Когда я вернулся домой, Карсон сказал мне, что в гостиной меня дожидается джентльмен, который желает со мной увидеться.

– Сегодня я ни с кем не могу видеться. Отошлите его прочь. Вам вообще не следовало впускать его в дом.

– Простите, сэр. Он сказал, что он – родственник.

– Родственник?

Карсон протянул мне визитную карточку.

Поначалу она ничего мне не подсказала. Мистер Уильям Р. Пардоу. Я повертел ее в руках, потом передал Грете.

– Вы, случайно, не знаете, кто это может быть? – спросил я. – Его лицо кажется мне знакомым, но не могу вспомнить, где я его видел. Вероятно, это кто-то из друзей Элли.

Грета взяла из моих рук карточку и взглянула на нее.

– Ну конечно, – сказала она.

– Кто это?

– Дядя Рубен. Дальний родственник Элли. Что-то вроде кузена. Она наверняка вам о нем рассказывала.

Тогда я понял, почему его лицо показалось мне знакомым. У Элли, в ее гостиной, было несколько фотографий ее родственников, небрежно расставленных по комнате. Вот почему это лицо было мне известно. Но до сих пор я видел его лишь на фотографии.

– Пойду к нему, – сказал я.

Я вышел из комнаты и зашел в гостиную. Мистер Пардоу поднялся мне навстречу и произнес:

– Майкл Роджерс? Вы, возможно, не слышали моего имени, но ваша жена была моей кузиной. Она всегда называла меня «дядя Рубен», но мы с вами так и не познакомились. Я впервые оказался в Англии с тех пор, как вы поженились.