Агата Кристи - Ночь без конца

Через четыре дня после моего прибытия в Нью-Йорк я получил известие из Кингстон-Бишоп. Тело старой миссис Ли было обнаружено в заброшенном карьере на дальней стороне холма. Она была мертва уже несколько дней. Несчастные случаи там бывали и раньше, и в окрýге говорили, что карьер следует огородить, но ничего так и не было сделано. Последовал вердикт о смерти в результате несчастного случая и новая рекомендация Совету огородить карьер. В коттедже миссис Ли были найдены деньги – триста фунтов, спрятанные под половицами. Вся сумма была в однофунтовых бумажках.

Майор Филпот добавил к сообщению постскриптум: «Я уверен, вы будете огорчены: вчера, во время охоты, Клаудиа Хардкастл была сброшена лошадью и погибла на месте».

Клаудиа – погибла?! Я не мог этому поверить! Это потрясло меня просто ужасно. Две женщины – в каких-то две недели – погибли, сброшенные лошадьми! Это показалось мне совпадением почти невероятным.

Мне не хочется застревать на том времени, что я провел в Нью-Йорке. Я оказался чужаком в совершенно чуждой мне атмосфере. Я все время чувствовал, что должен постоянно сохранять осмотрительность – как в том, что говорю, так и в том, что делаю. Той Элли, которую я знал, той Элли, которая принадлежала мне одному, здесь не существовало. Я мог видеть ее теперь исключительно как молодую американку, наследницу огромного состояния, окруженную друзьями, разнообразными знакомыми и дальними родственниками, девушку из рода, насчитывавшего в этой стране уже пять поколений. Она явилась оттуда, как могла бы явиться комета, вдруг осветившая мою территорию.

«Возвращайся же туда, откуда ты явилась, Элли», – говорил я про себя.

И снова и снова привязчивый, простенький мотив песни, которую так часто напевала Элли под гитару, приходил мне на память. Я все еще видел, как ее пальцы перебирают струны:

И я думал:

«Это и правда сказано о тебе, Элли. Ты была рождена к счастью и для счастья. У тебя было счастье – на Земле цыгана. Только длилось оно недолго. А теперь все кончилось. Ты вернулась обратно, туда, где, видимо, не так уж много было счастья, где жить было не очень радостно. Но ты теперь у себя дома . Ты теперь среди своих».

И вдруг я подумал – а где же буду я, когда придет время умереть мне ? На Земле цыгана? Возможно. Моя мать могла бы приехать и проследить, чтобы меня уложили там в могилу, если она к тому времени будет еще жива. Но я не мог и подумать о том, что мама может умереть. Мне гораздо легче было думать о своей собственной смерти. Да, она приедет и присмотрит, чтобы меня похоронили. Может быть, суровость ее лица немного смягчится. Но я отогнал от себя мысли о матери. Мне не хотелось о ней думать. Не хотелось ни быть рядом с ней, ни видеть ее.

Впрочем, последние слова не совсем верны. Вопрос вовсе не в том, чтобы не видеть ее . Когда речь идет о моей матери, то вопрос всегда в том, чтобы она не видела меня . Вопрос о ее глазах, видящих меня насквозь, о тревоге, словно миазмы охватывающей меня при этом. Я размышлял о матерях:

«Матери – дьявольские существа. С чего это они взяли, что знают всё о своих детях? Ничего подобного! Они не знают ! Моя мать должна бы гордиться мною, радоваться за меня, быть счастливой от того, чего я смог достигнуть! Она должна бы…» Тут я с мучительным усилием заставил себя прекратить думать о матери.

Сколько времени пробыл я за океаном? Даже не могу припомнить. Казалось, мне пришлось целую вечность ходить с осторожностью, под пристальным наблюдением людей с притворными улыбками на губах и враждебностью в глазах. Каждый день я твердил себе: «Я должен пройти через это. Я должен пройти через это, и тогда…» Эти два последних слова я повторял постоянно. Повторял в уме, про себя. « И тогда …» Это были два слова о будущем. Я повторял их так же, как когда-то повторял другие два слова: « Я хочу …»

Все вокруг лезли из кожи вон, чтобы быть со мною полюбезнее да поприветливее, потому что я был богат. По условиям завещания Элли я стал чрезвычайно богатым человеком. И чувствовал себя при этом очень странно. У меня были капиталовложения, в которых я не разбирался; я владел акциями, облигациями, домами, землей. И я не имел ни малейшего представления, что мне со всем этим делать.

За день до возвращения в Англию я долго беседовал с мистером Липпинкотом. Даже про себя, в уме, я никогда не думал о нем иначе, называя его именно так – мистер Липпинкот. Он так никогда и не стал для меня дядей Эндрю. Я сказал ему, что подумываю отобрать у Стэнфорда Ллойда право управлять моими инвестициями.

– В самом деле? – Его седые брови поднялись высоко на лоб. Проницательные глаза смотрели внимательно, но лицо оставалось бесстрастным. Интересно бы знать, что в самом деле означало его «в самом деле?».

– Как вы думаете, это будет правильно? – спросил я.

– Я полагаю, у вас есть основательные причины для этого?

– Нет, – ответил я. – У меня нет основательных причин. Только какое-то чувство. Я надеюсь, что вам я могу говорить всё?

– Любые ваши сообщения будут, естественно, считаться конфиденциальными.

– Хорошо, – сказал я. – Просто я чувствую, что он – мошенник.

– Ах вот как, – мистер Липпинкот с интересом взглянул на меня. – Должен заметить, что ваша интуиция, возможно, имеет под собой основания.

Так я узнал, что мои подозрения оправдались. Стэнфорд Ллойд занимался жульническими махинациями с облигациями и инвестициями Элли и кто знает с чем еще! Я подписал доверенность и отдал ее Эндрю Липпинкоту.

– Вы охотно соглашаетесь взять это на себя? – спросил я.

– Во всем, что касается финансовых вопросов, – ответил мистер Липпинкот, – вы можете доверять мне абсолютно. В этом отношении я сделаю для вас всё, что в моих силах. Не думаю, что у вас возникнут причины быть недовольным моим управлением.

«Что же он точно имеет под этим в виду?» – задавал я себе вопрос. Что-то крылось за его словами. Думаю, он хотел дать мне понять, что я ему не нравлюсь, не нравился никогда, но в том, что касается финансов, он будет делать для меня все возможное, потому что я был мужем Элли. Я подписал все необходимые бумаги. Он спросил, как я возвращаюсь в Англию.

– Летите?

– Нет, – ответил я. – Отправлюсь морем. Мне нужно некоторое время побыть в одиночестве. Надеюсь, морское путешествие пойдет мне на пользу.

– И вы намерены теперь поселиться… где именно?

– На Земле цыгана, – сказал я.

– Ах так! Вы предполагаете постоянно жить именно там?

– Да.

– Мне подумалось, что вы, скорее всего, можете захотеть выставить это поместье на продажу.