Агата Кристи - Ночь без конца

«Мне хотелось, чтобы вы были первым, кто узнает об этом, – писал я ему. – Вы были к нам очень добры, и, я думаю, вы – единственный человек, кто сумеет понять. Мне страшно представить себе, как я буду жить в одиночестве на Земле цыгана. Я думал об этом все время, пока был в Америке, и решил, что, как только вернусь домой, я попрошу Грету выйти за меня замуж. Она – единственная, с кем я могу по-настоящему говорить об Элли – вы это, конечно, понимаете. Она может отказаться выйти за меня, но я надеюсь, что она согласится… И тогда получится, что мы как бы опять все трое по-прежнему вместе…»

Я трижды переписывал письмо, прежде чем смог сказать в нем то, что хотел. Оно должно было прийти за два дня до моего возвращения.

Когда мы подходили к Англии, я вышел на палубу. Смотрел, как приближается берег. И я думал – как жаль, что Сантоникса нет со мною. Мне так хотелось, чтобы он был рядом. Мне хотелось, чтобы он знал, как все сбывается: все, что я задумал, – все, о чем мечтал, – все, чего желал.

Я стряхнул с себя Америку, стряхнул мошенников и льстецов, всю эту бесчисленную шатию ненавистных мне людей, которые наверняка так же ненавидели меня и смотрели на меня сверху вниз за то, что я родом из таких низших слоев! Я возвращался с триумфом. Я возвращался к сосновому лесу и к опасно извивающейся вверх по Земле цыгана дороге, к дому на вершине холма. К моему дому! Я возвращался к двум самым желанным вещам. К моему дому – дому, о котором мечтал, который задумал, которого жаждал превыше всего на свете. И к замечательной женщине… Я всегда знал, что в один прекрасный день встречу замечательную женщину. И я ее встретил. Я ее увидел, а она увидела меня. Мы соединились. Замечательная женщина. С первого момента, как только я увидел ее, я понял, что принадлежу ей, принадлежу ей, целиком и навсегда. Я был весь её . И теперь наконец-то я возвращался к ней.

Никто не видел, как я приехал в Кингстон-Бишоп. Было почти темно, я приехал поездом и пошел со станции пешком, кружной объездной дорогой. Мне не хотелось встречаться с жителями деревни. Во всяком случае, в тот вечер.

Солнце уже совсем село, когда я поднимался по дороге к Земле цыгана. Я сообщил Грете время своего приезда, и она была там, в доме, ожидая меня. Мы покончили с хитростями и уловками, покончили с притворством – я же притворялся, что я ее недолюбливаю!.. И я посмеивался, думая про себя о роли, той роли, какую старательно играл с самого начала. Нелюбовь к Грете, нежелание видеть ее в гостях у Элли, видеть ее живущей в нашем доме. Да, я очень старался. Должно быть, все и каждый были обмануты моим притворством. Я вспоминал ссору, которую мы с Гретой разыграли на террасе так, чтобы Элли это услышала.

Грета поняла точно, что я такое, с первой минуты нашего с ней знакомства. У нас обоих с самого начала не было ни малейших иллюзий друг о друге. У нее был точно такой же образ мыслей, что у меня, точно такие же стремления. Нам нужен был целый Мир, нисколько не меньше! Я вспоминал, как раскрыл перед нею всю душу при первой нашей встрече в Гамбурге, рассказав ей о своей неистовой жажде обладать вещами. Мне не нужно было скрывать от Греты свою безудержно алчную жажду жизни – ее жажда жизни была ничуть не менее алчной и неуемной. Она сказала:

– Для всего того, что тебе необходимо для жизни, нужны деньги.

– Да. Только я не вижу, каким образом мог бы их раздобыть.

– Да-а, – сказала Грета. – От трудов праведных не наживешь палат каменных. И ты не тот человек, чтобы праведно трудиться.

– Трудиться! – воскликнул я. – Да мне пришлось бы трудиться годы и годы. Я не желаю ждать. Я не хочу стать к тому времени пожилым человеком. Ты ведь знаешь историю про того парня – Шлимана, – как он работал, вкалывал, сделал себе состояние, чтобы мечту всей своей жизни воплотить, и отправился в Трою, и раскопал ее, и нашел могильники Трои. Он осуществил свою мечту, но ему было уже целых сорок лет. А я не желаю ждать, пока стану пожилым. Стариком. Одной ногой уже в могиле. Я хочу всего этого сейчас, пока молод, пока силен. И ты ведь хочешь того же, разве не так?

– Так. И я знаю, как ты сможешь это сделать. Это легче легкого. Меня удивляет, как ты сам не подумал об этом раньше. Ты же довольно легко можешь увлечь девчонку, правда? Я это вижу. Я это чувствую.

– Ты думаешь, мне нравятся девчонки? Или когда-нибудь нравились по-настоящему? Есть только одна девушка, которая мне действительно нужна. Ты. И ты знаешь, что я принадлежу тебе душой и телом. Я это понял, стоило мне тебя увидеть. Я всегда знал, что встречу такую девушку, как ты. И встретил. Я принадлежу тебе. Я – твой.

– Да, – сказала Грета. – Думаю, так оно и есть.

– Мы оба хотим от жизни одного и того же.

– Я же сказала тебе – сделать это легко. Легче легкого. Все, что тебе придется сделать, это жениться на богатой – одной из самых богатых девушек во всем мире. И я смогу открыть тебе к этому дорогу.

– Ну, это уже фантастика!

– Нисколько не фантастика. Это легко и просто.

– Нет, – сказал я. – Мне это не подходит. Я не хочу быть мужем богатой жены. Она станет покупать мне всякие вещи, и мы с нею будем делать всякие вещи, и она будет держать меня в золоченой клетке, но такая жизнь не по мне. Я не желаю быть рабом в золотых оковах.

– Тебе и не надо им быть. Это ведь вовсе не то, что должно длиться долго. Просто – какое-то нужное время. Жены, знаешь ли, умирают.

Я ошеломленно уставился на нее.

– Ну вот, теперь ты шокирован.

– Нет, – возразил я. – Не шокирован.

– Я так и думала, что ты не будешь шокирован. Я думала, может, тебе уже приходилось… – Она вопросительно взглянула на меня.

Однако я не собирался ей отвечать; я уберег еще какие-то остатки инстинкта самосохранения. Существуют ведь некоторые тайны, о которых никому не следует знать. Не то чтобы очень важные тайны, но мне не нравилось о них думать. Особенно – о первой из них. Глупость, конечно. Ребячество. Большого значения не имело. У меня возникло по-ребячьи страстное желание иметь классные наручные часы. Один парнишка… мой школьный дружок… получил их в подарок. А я их захотел. Просто ужасно захотел. Стоили они кучу денег. Ему их подарил его богатый крестный. Да, я хотел их ужасно, но думал, что никогда у меня не будет никакой возможности иметь такие. А потом наступил день, когда мы пошли с ним на пруд, на коньках кататься. Лед был еще недостаточно крепкий, чтобы нас выдержать. Только мы, маленькие идиоты, заранее об этом не подумали. Поняли, когда это случилось. Лед треснул. Я кинулся к нему. Он держался. Он провалился в трещину и держался за ледяной край, который резал ему руки. Я-то, конечно, кинулся к нему, чтобы помочь вылезти, но как раз когда подъезжал, увидел, как сверкают часы на его руке. И подумал: «А если он уйдет под воду и утонет?..» Подумал, как это будет легко…