Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Ваши вещи я вышлю при первой возможности. А пока купите все, что вам нужно. У вас есть кредитная карточка?

— Да, но у меня на счету не более ста фунтов… — Обыденность забот отвлекла Дорин, и она несколько успокоилась. — И вообще, я не понимаю, что происходит! Как можно: сорвать человека с насиженного места и отправить неизвестно куда? Что это — игра? Шутка какая-то? А как быть с малышкой?

— Она летит с вами. Я знаю… знаю… это выглядит глупо. Но, пожалуйста, сделайте, как я вас прошу. Нужно уехать отсюда. Это вопрос вашей безопасности — вот и все, что я пока могу сказать.

В аэропорту Шереметьево он купил билеты и, взяв Крессиду на руки, мысленно попросил: «Пожалуйста, не реви! Не привлекай внимания. Нужно пройти таможню и паспортный контроль — и прочь из проклятого города!»

Крессида улыбнулась ему. Еще месяц-два — и она заговорит. А через год-другой начнет задавать вопросы. «Спросит ли она когда-нибудь о том, что происходило в этот жаркий июньский день в Москве?» — подумал Маркус.

— Извините, не могли бы вы лично проследить за их посадкой? — обратился он к служащему «Бритиш Эйруэйз». — И побыть с ними до отлета?

Служащий кивнул. Он никогда не задавал лишних вопросов, благодаря чему и удерживался так долго на своем месте.

— Подождите здесь. Когда они взлетят, я вернусь. Минут через сорок.

Он вернулся через двадцать и, улыбаясь, сообщил:

— Полный порядок. Малышка все время смеялась. Самолет взлетел немного раньше. Будьте спокойны!

«Будьте спокойны! — повторял про себя Маркус на обратном пути. — Легко сказать». Он спохватился только на полдороге к Москве: возвращаться к себе на квартиру ему нельзя.

Юрий лежал с открытыми глазами. Никак не удавалось заснуть. После допроса гебисты без лишних слов доставили его домой. Не было ни угроз, ни пустых обещаний. Молчание. Старое, испытанное русское оружие. «Когда понадобится, мы за вами придем!» — вот что оно подразумевало.

«А ведь казалось, все уже в прошлом, — пронеслось у него в голове. — Казалось, забрезжила новая жизнь, покончено с вечной борьбой за выживание. Сколько я себя помню, мы жили убого и продолжаем расплачиваться ни за что».

Он встал, подошел к окну. Широкий, пустынный проспект шестью этажами ниже слабо освещался редкими фонарями. Дома вокруг были покрыты копотью и погружены во мрак.

Почувствовав, что начинает болеть голова, Юрий прошел в ванную и поискал среди старых бритвенных лезвий и кисточек для бритья маленькую бутылочку, в которой хранились таблетки, приобретенные его матерью три года назад по рецепту кардиолога. Она умерла, не успев принять ни одной. С тех пор они так и лежали в ванной. В России никогда ничего не выбрасывают. В этой стране тело умершего еще не успевает остыть, как родственники приступают к дележу оставшегося скудного имущества.

Юрий вспомнил ту ужасную сцену. Стулья отошли двоюродному брату Ивану, столовые приборы — племянникам, тарелки и картина — Наталье, к свадьбе. Только один человек, давнишний мамин «друг» отказался от своей доли — ковра. Сам Юра унаследовал семейные фотографии и лекарства.

Он высыпал таблетки на ладонь: пожелтевшие и, наверное, уже негодные. Возможно, простой аспирин. Все, что могла предложить официальная медицина: аспирин да вранье. Традиционное лечение по-советски.

Юрий сел на кровать. Страшно подумать, что его ждет впереди. Еще страшнее было от сознания полного одиночества. К кому обратиться за поддержкой? Друзей у него не было, с родственниками он давно не общался. Не давала утешения и работа. Юрий скривился, подумав о сослуживцах, подсиживающих друг друга, о предстоящих «пресс-конференциях», на которых миру будет предложена правда по-советски. Несъедобное варево.

А что потом? Через день, через месяц или через год снова появится гебешная троица, которая доставит его в какой-нибудь кабинет, упрекнет в недостатке рвения, напомнит о его прегрешениях и в очередной раз потребует «помочь»…

— Маркус, — произнес он вслух, встряхнув головой. Где он? Арестован? За что? Может, та женщина сумеет его выручить… А если нет? Вдруг англичанина посадят в тюрьму из-за подписанного им, Юрием Халдиным, лживого доноса? А что будет с его семьей? Господи, у него ведь, наверное, есть жена, ребенок, родители…

Юра в отчаянии хрустнул пальцами и застонал в подушку. Внутренний голос советовал выйти на свежий воздух, погулять, отвлечься. Вот только сил не было.

«С какой легкостью мы отгораживаемся от нашего прошлого четырьмя стенами. Глухими белыми стенами. Друзья, родители уходят в прошлое, становятся частью совсем другой жизни — далекой, призрачной. И тогда остается только комната. Невыносимая изоляция, из которой надо как-то вырваться».

Юрий рассеянно посмотрел на таблетки. «Две, три или сразу все — какая разница? Это ведь только аспирин. Его, кстати, тоже теперь в Москве не достать…»

Некоторое время он лежал на кровати, ровным счетом ничего не ощущая. Потом свет вдруг померк, грудь сдавило точно стальным обручем. Он еще мог протянуть руку к стоявшему рядом телефону и вызвать «скорую». Однако такого желания у него не возникло. Зачем? Предстоящая ночь впервые за много лет обещала быть спокойной и мирной.

Анастасия задержала папку у себя до самого вечера. Уже давно разошлись по домам сослуживцы. Гебист угрюмо молчал, в кабинете висели клубы дыма от его сигарет. Трижды перечитав содержимое папки, она не смогла определить источник информации. В целом перечисленные эпизоды казались правдоподобными, даже убедительными. Но как о них узнали? Наверняка не от Юрия — он не годился даже на маленькую роль в плохом уличном театре.

Анастасия вынула ручку, подписала страницу, проштемпелевала личной печатью и пододвинула папку гебисту.

— Это дело смердит, — сказала она.

Скоро девять часов, уже давно улетел на Запад последний рейсовый самолет, и если Маркус все-таки решил убраться подальше, он наверняка воспользовался предоставленным шансом. Больше ей ничего не удастся для него сделать.

Весь день они провели на воздухе. После захода солнца уставшую Крессиду положили на расстеленный под кроной кедра плед и понесли в дом. Мать Маркуса шла впереди, за ней — облаченная в позаимствованную одежду притихшая и грустная Дорин. Вдвоем они искупали девочку и уложили в постель Маркуса.

— Не слишком удобно, но на пару дней сойдет, — прошептала старая дама. — Надеюсь, сын к тому времени вернется, и мы узнаем, что случилось.

Она ободряюще улыбнулась: у нее за спиной был безопасный цивилизованный мир.

Женщины уселись перед телевизором, положив себе на колени подносы с кусками жареной курицы и стараясь не думать о том, что может происходить в Москве.