Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

– Это возможно, – спокойно ответила медиум. – Я полагаю, ваш муж уже услышал нас. Я приложу усилия, чтобы связаться с ним, и если он откликнется, то даст нам знак.

– Адам! – обратилась она к помощнику.

Тот мигом подошёл к камину и задул свечи в подсвечнике. В гостиной стало ещё темнее. Всё освещение производил огонь в камине и расставленные по разным углам комнаты несколько одиночных свечей.

– Всех присутствующих прошу соблюдать тишину и не двигаться, – объявил Адам и занял своё прежнее место.

– Положите руки на стол, расслабьтесь, – мягко обратилась мадам Жаккар к Рябикиной. Та послушно подчинилась.

Медиум так же положила на стол руки и закрыла глаза. Несколько секунд ничего не происходило. Затем среди тишины гостиной послышались глуховатые постукивания.

Михаил Павлович, сидя рядом с Вяземским несколько напрягся. Медиум, сидевшая до того неподвижно, вдруг резко уронила голову на грудь и сжала в кулаки свои маленькие ладони. Она сдавленно застонала. В следующий миг словно совсем из ниоткуда, из темного пространства пустоты спланировал на стол шейный платок в бурых пятнах, похожих на высохшую кровь. Великий князь невольно вздрогнул.

– Это он! Это его! Мой Феденька! – завопила в исступлении несчастная вдова. – Перед самой кончиной у Феденьки шла горлом кровь, я никогда этого не забуду. Мой Феденька, любезный мой… – повторяла она с рыданием, прижимая к себе испачканную тряпицу.

Великий князь украдкой взглянул на Вяземского. Тот наблюдал за происходящим с выражением полной невозмутимости.

Мадам Жаккар подняла голову и, не открывая глаз, заговорила переменившимся грудным голосом.

– Фёдор Пахомович вас слышал. Он передаёт супруге, что не волен принять решение. Ибо имение это было пожаловано отцу его, за большие заслуги перед государыней. К нему, вашему покойному свёкру и следует обратиться с вопросом.

Через секунду медиум открыла глаза и откинулась на спинку сидения, демонстрируя обессиленность. К ней тут же поспешил Адам со стаканом воды, который осторожно поднёс к губам женщины.

Прасковья Васильевна проговорила в задумчивости.

– Да. Ведь я это знала. Как же мне не пришло в голову с самого начала… Так что же делать? – и тут же с надеждой повернулась к Адаму: – Да нельзя ли попросить уважаемого медиума связаться так же и с Пахомом Андреевичем, генералом Рябикиным, моим свёкром? Прошу вас!

– Каждый контакт с потусторонним миром требует от мадам больших усилий. Поверьте, это тяжело… – ответил помощник медиума, осторожно промокнув салфеткой губы Амалии и усадив ту поудобнее.

– Я заплачу за дополнительный сеанс. Только скажите, сколько потребуется!

Адам что-то прошептал на ухо мадам Жаккар, та слабо кивнула. Затем он написал несколько цифр карандашом на салфетке и передал Рябикиной. Она быстро взглянула.

– Да, на эту сумму я согласна. Прошу вас, пожалуйста.

– Хорошо, – ответил Адам. – Мадам приложит все усилия. Но придётся немного подождать, поскольку ей необходимо восстановиться.

После этого помощник медиума позвонил в колокольчик. В комнату быстро вошла горничная, неся на подносе склянку с какой-то темной жидкостью и изящную ложечку. Адам наполнил ложечку чем-то густым и вязким и поднёс мадам. Спустя минуту Амалия объявила, что готова к продолжению сеанса.

Все замерли. Медиум закрыла глаза… Ожидание длилось сравнительно долго. Полковничиха Рябикина начала беспокойно поёрзывать. Но тут мадам издала приглушённый стон. Затем ещё раз, уже сильнее, мучительнее застонала и, сжав кулаки, уронила на грудь голову. В комнате послышался громкий, отчётливый, будто бы возмущённый стук. Присутствующий гостей охватила тревога. И вдруг помощник медиума, резко подавшись вперёд, что-то поймал, словно выхватив прямо из воздуха. Через секунду он положил на стол тускло блеснувший в полумраке орден. Воинский, боевой, без банта, – Георгиевский крест.

Прасковья Васильевна заворожённо разглядывала знакомую ей награду… Затем, опустив голову, почтительно поцеловала её.

– Вы уж не серчайте, Пахом Андреевич, что потревожили, – сказала она тихо. – Ведь вы меня сами когда-то назвали дурищей, такая я и есть, – пожилая женщина тихонько всхлипнула. – Вы уж простите меня.

Адам подал ей знак к молчанию. Спустя минуту медиум подняла голову и, не открывая глаз, произнесла отстранённым голосом.

– Генерал Пахом Андреевич Рябикин услышал вас. В ответ на ваш вопрос он заявляет следующее.

Мадам Жаккар сделала паузу, присутствующие напряжённо замерли.

– Имение Рябикино не продавать, но оставить за внучкой его, Ольгой Фёдоровной в качестве приданого, дабы перешло потом оное к будущим внукам.

Ольга Фёдоровна на кушетке склонила голову, всем видом показывая скромность и послушание. Медиум продолжила:

– Внуку Павлу Фёдоровичу, посрамившему семью, помощи не оказывать и впредь в доверии отказать.

Амалия замолчала и через секунду открыла глаза.

Прасковья Васильевна тихо плакала.

– Ах, Павлуша, сыночек… Ну, значит, так тому и быть. Ах, Павлуша…

Дочь поднялась с кушетки и принялась утешать мать, обнимая ту за плечи.

«Пока Гвардейский корпус под моим началом, – подумал великий князь Михаил Павлович, – спуску никому не дам. Завтра же Рябикина откомандирую на Кавказ приказом. Там наберётся ума, да и кредиторы не достанут».

Вошла знакомая горничная и внесла горящую масляную лампу. В комнате сразу стало светлее.

Адам объявил присутствующим, что сеанс на сегодня окончен, и медиум нуждается в продолжительном отдыхе. Князь Вяземский поднялся и подойдя к ассистенту положил в карман его жилета свёрнутую банкноту. Тот поблагодарил кивком… Девушка-горничная отвела обоих господ обратно, до черного хода, где помогла одеться и проводила с почтительным поклоном.

На улице к этому часу уже совсем стемнело. Прохожих почти не было, кроме стайки продажных девиц рядом с аркой соседнего дома, да какой-то пробиравшейся дворами голытьбы.

Они уселись в ожидавший экипаж, и только тогда князь Вяземский заговорил.

– Как вам сегодняшнее представление, ваше высочество? Понравились ли фокусы?

– Фокусы? – переспросил тот растерянно.

– Ну как же, разве вы не заметили?

Михаил Павлович явно стушевался. А Вяземский кивнул с нескрываемой весёлостью.

– Тогда, если позволите, я живо объясню…

От Большой Мещанской до Итальянской улицы было рукой подать, и Вяземский велел кучеру не торопиться. Лошадки шли ленивым шагом.

– Я понимаю, ваше высочество, что вам, как человеку неискушённому в комедиях, разобраться в этом представлении не просто. Да только я насмотрелся достаточно, оттого меня их трюками не удивить.