Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

В пристройке не оказалось окон, и городовой принёс для полицмейстера фонарь. Антон Матвеевич, не ожидая подвоха, переступил порог узкого, вытянутого помещения. Через мгновение из глубины пристройки послышался сдавленный крик. Игнатьев в ту же секунду рванулся вперёд, за ним поспешил Шарлемань, решительно оттолкнув руку полицейского, попытавшегося ему воспрепятствовать.

Фон Лирних стоял спиною к ним, запрокинув голову. Призвав остатки хладнокровия и волю, он понемногу приходил в себя. Горящий фонарь крупно дрожал в руках полицмейстера, разбрасывая световые пятна, и от этого открывшееся глазам вошедших показалось ещё более пугающим.

– Боже мой, – пробормотал Игнатьев, оглядываясь по сторонам. – Что же это такое?

Антон Матвеевич, который окончательно взял в себя в руки, поворачиваясь к приставу, передёрнул плечами.

– Экая мерзость! Невероятная дрянь!

Иосиф Иванович жадно осматривался, храня молчание.

Полицмейстер показал рукой на потолок вокруг себя:

– Всё непотребство немедленно снять и вынести отсюда! Да после уничтожить. Отправить в печку, на дрова!

Шарлемань встрепенулся резко и испуганно.

– Нет, нет! Прошу вас! – он горячо, почти сорвавшись в крик, обратился к Лирниху. – Прошу вас! Уничтожать никак не должно. Позвольте мне забрать их для себя. Обещаю снять и вывезти за несколько часов, сегодня же. Пусть это будет скромная награда за моё участие…

Антон Матвеевич посмотрел на архитектора с насмешливым недоумением. Да и Игнатьев поразился порыву доселе сдержанного и рассудительного Шарлеманя.

– Зачем вам понадобились эти страшилища, Иосиф Иванович? – осторожно полюбопытствовал полицмейстер.

– Зачем – и сам не знаю, – простодушно отозвался Шарлемань. – А только отдайте.

И повторил с настойчивым упрямством:

– Заклинаю вас, господин полицмейстер – отдайте их мне.

Фон Лирних усмехнулся, покачал головой.

– Я слышал, что большинство людей искусства имеют странности. Впрочем, не мне о вас судить. Ну что же, – он сговорчиво махнул рукой, – коли хотите – забирайте. Но чтобы не позднее завтрашнего вечера. Иначе… – Он шутя погрозил архитектору пальцем.

Тот только отчаянно и благодарно закивал.

Полицмейстер сунул в руки Иосифа Ивановича свой фонарь и решительно вышел наружу, сопровождаемый Игнатьевым.

Оставшись в одиночестве, Шарлемань поднял фонарь и стал неспешно разглядывать подвешенные к потолку деревянные фигуры.

У созданий были неестественно вытянутые тела, без рук, обёрнутые лепестками. Они напоминали личинки насекомых, завёрнутые в кокон. Лица их пугали и завораживали одновременно. Одни были перекошены в страшных гримасах, другие застыли в маске глубокого страдания. Иные чернели скособоченным ртом в издевательском смехе. А некоторые, с детскими личиками, безутешно плакали.

Созерцание этого странного собрания пробирало до нервической дрожи… Иосиф Иванович выровнял дыхание и вытер лоб рукавом сюртука.

– Всё это, бесспорно, творение безумца. Но разве безумный не может быть гением?..

Первые же допросы Арсения Векшина показали, что следствие имеет дело с безнадёжным сумасшедшим. По этой причине продолжение допросов сочли делом бессмысленным. Вполне достаточно было прямых улик, неоспоримо и безоговорочно свидетельствующих против него.

Ещё до наступления вечера, Иосиф Иванович, взяв себе в помощники верного секретаря Петрушу и наняв небольшую подводу, вывез из садового сарая все деревянные изваяния, которые ему от широкой души презентовал полицмейстер. Каждую фигурку они бережно обернули мягкой тряпицей, упаковали в ящики и в таком виде доставили на квартиру архитектора в Мошков переулок. По прибытии ящики перекочевали в просторный кабинет архитектора. Здесь Иосиф Иванович с некоторым волнением вскрыл один из них и, извлекая оттуда по одной фигуре, разглядывал каждую и ставил рядом друг с другом на пол кабинета. Петруша, ассистент, помогал Шарлеманю. Не задавая вопросов, он тоже с неприкрытым интересом вглядывался в лики изваяний.

Оба они оторвались от своих занятий, когда в кабинет деликатно, но с настойчивостью, постучали. А затем в приоткрытую дверь заглянула Матильда, кухарка, служившая у архитектора с давних пор, ещё при ныне покойной его супруге. Она попыталась было обратиться к хозяину с вопросом, однако, случайно взглянув на расставленные по кабинету трофеи, испуганно ойкнула и тут же скрылась обратно за дверью. Но, впрочем, ненадолго. Спустя пару мгновений дверь снова приоткрылась, и в щели её показалось круглое лицо кухарки, которая заглядывала в комнату, старательно вытягивая шею.

– Матильдушка, – обратился к кухарке Иосиф Иванович, – уж ты заходи, коли пришла, да не робей так.

Матильда, полная белолицая женщина лет пятидесяти, спокойного и даже невозмутимого нрава, в чепце и накрахмаленном фартуке, конфузливо и нерешительно переступила порог кабинета. Явно забыв, о чём собралась спрашивать, она стояла у двери, заворожённо разглядывая сгрудившиеся на полу фигуры.

Шарлемань задумчиво посмотрел на кухарку, а затем обратился к своему ассистенту.

– Стоит полюбопытствовать суждением простого человека… Ну-ка, Матильдушка, что скажешь? На что, по-твоему, сие похоже? Да ты не торопись, рассмотри хорошенько. Да лучше сперва присядь.

Матильда примостилась на краешек стула, непроизвольно склоняясь в сторону деревянных фигур.

– На что это похоже? – повторил свой вопрос Шарлемань.

Кухарка задумалась на короткое время.

– Я думаю, – ответила она наконец, – что так, должно быть, выглядит душа.

– Вот! – поднял палец Иосиф Иванович, отвечая более себе, нежели ассистенту. – И притом – душа больная… Безнадёжно больная душа.

Шарлемань присел на корточки и обвёл рукой расставленные на полу фигуры.

– Я думаю, что несчастный безумец, создавший всё это, мнил себя этаким демиургом и властителем душ. По-видимому, он представлял себе, будто совершает в их присутствии нечто навроде жертвоприношения. Он убивал для исполнения какого-то обряда, смысл которого понятен только для его безумного сознания.

Кухарка охнула, быстро прикрыв рот рукой.

– Но мы никогда не узнаем наверняка, что на самом деле побудило этого человека совершать злодеяния…

Иосиф Иванович помолчал, задумавшись, а затем, будто спохватившись, обратился к Матильде, сменив тон на спокойный и участливый.

– Но ты поди что-то спросить хотела у меня, голубушка?

Кухарка тут же поднялась со стула, поправляя фартук.

– Да я ведь только справиться – обедать когда подавать?

Шарлемань за волнением и суетой сегодняшнего дня совсем забыл про заведённый в собственном доме распорядок. Но тут, при словах кухарки, почувствовал, что определённо голоден. Он бросил взгляд на ассистента и понял, что скромный Петруша тоже думает ровно об этом.