Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Всего-то ночь тюрьмы, допрос и полдня в клетке, — вслух хмыкнул Коля, — Вы уже сам не свой. Да и я тоже. Наверное, нам нужно взять паузу и все обдумать. Через пару часов с новыми силами все обсудим снова. Что скажете?

— Ну уж нет! — взревел Морской. — За пару часов я тут с ума сойду. Тем более с Ириной Санной… Давайте побыстрее покончим с этим делом!

— На глупые шутки у него силы есть, значит, и на расследование найдутся, — поддержала бывшего супруга Ирина.

— Не могу поверить, что я это говорю, но… В целях интересов следствия и ввиду серьезной мотивации у вас… Вы ведь действительно заинтересованы поймать убийцу. Да и деваться вам некуда. — Коле явно было страшновато, но он решился. — До окончания следствия вы свободны. Идемте к черту из этого подвала. — И уже по дороге тихонько добавил: — Лично от себя прошу: пожалуйста, не пытайтесь никуда убежать. Мне на службе просто голову оторвут, если поймут, что, зная о ваших планах на отъезд, я не передал вас в руки правосудия, а отпустил на время, достаточное, чтобы доказать свою непричастность к убийству.

Выходя из подвала парами, участники следственной группы тихонько перешептывались.

— Черт! Выходит, им сейчас выгодно затягивать расследование, чтобы подольше оставаться на свободе! — жаловался Свете Николай.

— Нет! Ты что, не видишь, они взаправду хотят помочь! Нам и себе, и памяти Милены. Забудь свое нелепое «затягивают». Не могут они быть настолько прагматичны…

— Да вижу, вижу… Но должен же я все предусмотреть… Это я как раз стараюсь быть прагматόчным, раз больше некому, — примирительно бурчал Коля, то ли играя словами, то ли, как частенько бывало, путаясь в них.

— Мне кажется, Коля повеселел, поняв, что может хоть немного нам помочь, — в это же время шептала Морскому Ирина. — И он нам доверяет! Отпустил ведь! Вот видите, не билась ваша дружба!

— Ну, скажем так, она, конечно, билась. Но не разбилась. Надеюсь, он действительно готов дождаться, когда мы найдем убийцу, и уж потом отчитываться начальству о прорыве в деле.

Ни те ни другие не ошиблись.

— Что это вы делаете? — удивилась Ирина, глядя, как Морской, едва войдя в квартиру, принялся, пыхтя, отодвигать в зале книжный шкаф.

— Привожу в порядок дела, — ответил он, выуживая из импровизированного тайника какие-то бумаги. — Тут наверняка будет обыск. Я кое-что обдумал этой ночью. Жить так, чтоб можно было с чистой совестью умереть в любую минуту, — не достаточно. Жить нужно так, будто в любую минуту можешь быть арестован. Последнее обязывает больше. — Морской с тоской смотрел на старые газетные вырезки. — Всего-то журнальные вырезки, завернутые в газеты. Но собирал все детство и всю юность, так жаль выбрасывать…

— Ого! Аверченко! — Ирина присмотрелась к заголовкам. Как и все покинувшие страну дореволюционные публицисты, Аркадий Аверченко, то есть «классово чуждый элемент», был запрещен, а хранение запрещенной литературы могло повлечь за собой страшные последствия. — Не думала, что вы такой отважный!

— Скорее безответственный. Не задумывался, что в один прекрасный день все тайное может стать явным и при этом навредить. Если бы умер, был бы только рад, что, скажем, Ларочка или ее потомки найдут за шкафом дедово послание с примером чудесных качественных газетных фельетонов. Но арестован — это по-другому. Найдут, дополнят компрометирующими личность обстоятельствами и припишут подрывающую советский строй деятельность вместо обычной помощи супруге.

Ирина с грустью смотрела, как Морской топил измельченные газетные вырезки в уборной. Цепочку сливного бачка пришлось дергать раз пять, чтобы весь Аверченко и Тэффи, прицепившаяся к нему на оборот страницы, наконец пошли ко дну… Морской, между тем, пошел в прихожую, достал из-под свисающих по вешалке плащей свой толстый рабочий портфель и выгрузил оттуда поочередно свежую сорочку, носки, зубную щетку и бритву.

— Все это тоже вас компрометирует? — удивилась Ирина.

— Скорее вас, — подмигнул Морской. — Ведь это доказательства того, что я готов сбежать в любой момент. Гигиенические принадлежности и одежду, как вы знаете, всегда ношу с собой на случай, если придется заночевать вне дома. Ведь утром на планерке как профессионал я должен выглядеть свежо, что б ни случилось накануне. Но я в портфель подался не за этим, — он выудил со дна пачку бумаг. — Это задачи, нуждающиеся в моей рассмотрении. Тексты на рецензию, письма с вопросами, статьи на отзыв… Таких в редакции у меня еще два ящика стола, но эти особенно неоднозначны, и я их ношу с собой, чтоб, если выпадет минутка, все обдумать. А люди ждут. И если я не потороплюсь, то вообще останутся без ответа. Вот например! — Морской утащил Ирину снова в зал и положил перед ней небольшую стопку машинописных листов. — Рассказ на юмористическую полосу. Очень милый и злободневный. Автор описывает, как совершил противозаконные махинации с жилплощадью. Он преподаватель и имеет право на комнату в студенческом общежитии «Гигант». Учитывая, что он проживал с матерью в бывшей кладовке одной большой и ныне коммунальной квартиры, логично было б заняться «выбиванием» комнаты, но он тянул. Ему казалось, что преподаватель должен держать дистанцию и не может встречаться со студентами на кухне каждый день. Да и «Гигант» казался местом мрачным — прямо у кладбища, за множество трамвайных остановок от центра. И тут нашелся знакомый, захотевший вселиться в «Гигант». С женой и дочкой он жил неподалеку от автора рассказа, занимая одну из трех комнат старенького дома. Знакомый этот страшно разругался с соседями, живущими в двух остальных комнатах квартиры. Он предложил свое жилище на обмен. И все в итоге сделались довольны. Знакомый — потому что он всю жизнь мечтал жить в общежитии, где если уж есть соседи, то их сразу много, и ссоры с кем-то конкретным ничего не изменят. Соседи, от которых он сбежал, обрадовались еще и потому, что новый жилец использовал комнату только как рабочий кабинет, а кухней пользовался в квартире у матери. Сам автор тоже был в прекрасном настроении — нежданно-негаданно они с матерью оказались владельцами двухкомнатного жилища с минимальным набором соседей. Пусть комнаты разделяло некоторое расстояние, но это все равно был успех. Но вот недавно автор усомнился. Он прочитал предписанные ЖЭКом нормы и понял, что живет слишком зажиточно. На мать с сыном по нормам была положена одна комната, и все тут. Но как же так — если получать комнату по месту службы — то ты имеешь право жить отдельно. А если дом неведомственный — нет. Опять же, если обменяться — то имеешь, а если просто встать на очередь и въехать — то нет. — Морской перевел дыхание. — Рассказ о том, что нормы первой пятилетки устарели, когда жилищный кризис приводил к нещадным уплотнениям, и что надо принимать новые правила, с учетом развития строительного сектора. Написан текст блестяще. И остроумно, метко, и красиво.