Мэрибет Мэйхью Уален - Всегда лишь она [litres]

Возможно, ее не было рядом, когда Энни пришла в этот мир, но теперь она рядом, чтобы увидеть, как она его покидает. И Фэй сделает то, чего не смогла сделать ее сестра. Она стряхивает слезы и с помощью гребня распутывает колтуны в волосах. По ее просьбе похоронное бюро уже вымыло и высушило волосы Энни, но они отвратительно расчесали их.

– Мне все время кажется, что я сделаю тебе больно, – говорит она неподвижной и безмолвной девушке на столе, и ее голос звучит громче, отражаясь от кафельных стен.

Они уже надели на Энни вещи, в которых ее похоронят: наряд, что она собиралась надеть, уезжая со свадебного приема, – маленькое белое кружевное платье. Они купили это платье вместе в Гринвилле, и Фэй старается думать о том дне, о живой и счастливой Энни, о напевающей Энни, об Энни, примеряющей наряд за нарядом, пока Фэй не будет валиться с ног от усталости и не начнет умолять ее пойти домой.

– Я все время жду, что ты начнешь ворчать на меня, – продолжает Фэй. – Ты всегда была таким нежным ребенком. – Она смеется про себя, вспоминая ад, через который прошла, расчесывая волосы обеих девочек после ванны, когда те были маленькими. Пожалуй, им было бы мало даже всех мировых запасов специального шампуня.

– Тебе стоит рассказать своей маме, какую хорошую работу я проделала, – говорит она. – Ничего, если ты немножко приукрасишь правду. – Она думает об этом, а затем добавляет: – Хотя там, где ты сейчас находишься, это, наверное, запрещено. – Она снова хихикает, бессознательно ожидая, что Энни будет смеяться вместе с ней. Она вглядывается в лицо Энни, желая найти след улыбки. Но тот, кто одевал ее, также позаботился стереть с ее лица всякое выражение. Это по-прежнему Энни, но теперь она лишена каких-либо эмоций или человечности.

– Помнишь, когда я сделала тебе прическу на выпускной, а ты ее возненавидела? Ты пошла в свою комнату, а я кричала, чтобы ты не портила работу, на которую я потратила столько времени.

Эта сцена так живо разыгрывается в ее памяти, будто все было вчера. Энни в гневе убегает в свою комнату, крича: «Не буду, тетя Фэй», хотя они обе понимают, что именно этим она займется за закрытой дверью.

Конечно же, когда Энни вышла, от новой прически на ее голове не осталось и следа, а предательница Клэри притащила в комнату огромную плойку, чтобы завить прямые волосы Энни в длинные кудри. Вышло даже лучше, чем прическа, которую сделала Фэй, но она этого так и не признала. Напротив – они не разговаривали друг с другом еще несколько дней.

Фэй снова смаргивает слезы, застилающие ей глаза, распутывает остальные волосы и использует распрямляющий утюжок, чтобы разгладить длинные локоны Энни, превратить их в блестящий поток распущенных волос. У девочки всегда были великолепные густые волосы, а бедная Клэри постоянно возилась со своей шевелюрой, перекрашивая ее во все возможные цвета – Фэй подозревала, что она просто завидовала кузине. Кстати, на выпускной Клэри так и не пошла, решив бойкотировать его и остаться дома с Трэвисом.

Фэй продолжает разговаривать с Энни так, словно они просто, как обычно, болтают:

– Я думаю, ты уже это знаешь – потому что наблюдаешь за всеми нами, – но Минни Портер во всем созналась Клэри, – говорит она. – Тайна того, что случилось с твоей матерью, наконец-то раскрыта благодаря твоей кузине.

Ее дочь разгадала загадку, которая мучила весь город десятилетиями.

– Ты бы так гордилась ею, – добавляет Фэй. – И эта ее птица. Та, которая потерялась. Ты помнишь, как она тогда расстроилась?

Фэй вздыхает. Это случилось всего несколько недель назад, но такое ощущение, что прошли годы.

– Представляешь, каким-то образом эта птица оказалась там, где лежала ты! Именно она и привела их к тебе, и я не уверена, что без нее они вообще нашли бы тебя. Я никогда не обращала никакого внимания на этих птиц – мне было все равно, хотя, ты знаешь, Клэри всегда говорила, что ее голуби особенные. Теперь я выхожу на улицу каждый день, чтобы проведать их. Я пытаюсь запомнить их имена, а Клэри даже разрешила одному из них посидеть на моем пальце. Он начал хлопать крыльями и поднял настоящий ветер. Мои прическа была испорчена! – Фэй смеется, но по ее щекам бегут слезы.

Тем временем укладка Энни почти закончена. Фэй добавит немного лака для волос, это глупо, но почему-то кажется важным. Она берет паузу, чтобы прочувствовать происходящее, по достоинству оценить этот дар, возможность побыть наедине с Энни и признаться в том, в чем всегда боялась признаться. Фэй надеется, что Энни слышит ее, где бы та сейчас ни была. Она чувствует это. Вот почему, понимает Фэй, именно она должна была заняться прической Энни – она и никто другой. Ей есть что сказать, и ей выпал последний шанс сделать это.

– Ты спасла мне жизнь, – говорит она своей племяннице. Слова застревают у нее в горле, и она сглатывает. – Я не знаю, что случилось бы со мной, если бы я осталась в Вирджинии, а не приехала сюда к тебе. Я думаю, что Ти Джей, возможно, убил бы меня. А если бы не убил, я была бы мертва душой. Я уже чувствовала, что умираю, когда раздался тот ночной телефонный звонок.

Она закатывает глаза и нервно смеется.

– Знаю, знаю. «Тетя Фэй, вы так любите все драматизировать». Наверное, и правда это люблю. Но когда я думаю о своей жизни – о том, чем она стала, – ты, Клэри и Хэл, мой салон, мне кажется… что так все и должно было сложиться. Такое ощущение, что я оказалась точно там, где мне и было суждено. Но я не могла бы… ничего этого не было бы у меня, не будь рядом тебя. И мне так жаль… – Ее глаза наполняются слезами, и на этот раз она не вытирает их. – Я всегда говорила тебе, что должна делать ты. Но были вещи, которые должна была сделать я, но так и не сделала.

Она позволяет слезам течь по ее щекам, размазывая тушь. Она обхватывает руками неподвижное, тихое тело своей племянницы.

– Мне так жаль, что когда-то я заставила тебя думать, что пожертвовала всем, оставшись здесь и воспитывая тебя. Потому что на самом деле это стало моим великим счастьем. – Она осматривает комнату, потолок, желая, чтобы ей явился знак, подтверждение того, что Энни ее слышит. Она должна верить, что это так. Фэй ненадолго задерживает свою руку на щеке Энни, бросает последний взгляд на работу, которую проделала, и, удовлетворенная, выходит из комнаты в облаке лака для волос. Она чувствует – все идет правильно и Энни бы это понравилось.

Тайсон Барнс приходит на похороны Энни. Он находит Лорел в одиночестве на скамейке в задних рядах, Лорел, пытающуюся объяснить себе, почему она здесь, но не находящую никакой другой причины, кроме ощущения, что она должна. Ее мать отказалась приехать, волнуясь о том, как воспримут ее визит, и потому оставила дочь один на один с толпой. Впрочем, история Энни была – и остается – историей Лорел, – и она чувствует себя обязанной довести ее до конца, пусть даже это не тот конец, на который она надеялась.