Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Рядом в зеркале стали корчить рожи и смеяться нахальные пацанята, и незнакомые бабушки прогнали их:

– Что пристали к девочке? Пусть смотрится, пока красивая: не нам же на себя глядеть.

Ано отошла от витрины.

– Ничего себе! Ведь бабки первыми раньше гоняли меня и кривили свои съежившиеся губы, первыми по наитию определяли мою профпринадлежность! Так это что получается? Я всего-то за полгода сменила для дураков оперение? Ай да Ануш с ее уроками! – подумала Ано.

С Ануш ей, конечно, повезло. Да и тем курицам из Английской палаты – тоже. Но если они, слюнтяйки, принялись мечтать об окончании школы, поступлении в институт и карьере учительницы, чтобы вот так, как Ануш, учить английскому, то Ано твердо знала, зачем ей эти знания. И главное сейчас было найти проход в зону, где зыркают, как стрижи в ненастье, заграничные клиенты-командировочные. Со всеми их денежками, припасенными для шлюх подарочками и фирменными презервативами. И вот она – я, Miss Ida, прямо с учебной скамьи Английской палаты и собезьяненными у «политической» манерами: How do you do? [48] Как поживаете? (англ.) – Indz shat pedkes du! [49] Ты мне очень нужен (арм.)

Но где бы пока перекантоваться? Эта жаба Роза общежитие прикрыла, квартиру продала со всем барахлом, чтобы откупиться от судей, и девчонки разбрелись кто куда. Хорошо бы найти прыткую Светку с ее физкультурным дипломом. Уж она-то на свободе не растеряется! Вот он, номерок-то, на бумажке с уроком английского! Ано подошла к уличному таксофону, набрала номер.

– Какая Света? – удивилась женщина на том конце провода. – Никакой Светы у нас отродясь не было, а мы здесь двадцать лет живем. Да, ты правильно набрала номер, доченька, но номер тебе дали неверный.

– Ну, Светка, ну, блядь фигуристая, – возмутилась мысленно Ано, – я так и чувствовала, что неправильный номер даст. На прощание клевала девчонок в щеку и делала вид, что не слышит мою просьбу оставить телефончик. Ну, блядь… Куда ж податься? Не к матери же в деревню! Надо сходить в кафешку, где пропадала, когда заработала в роддоме свои первые приличные деньги, – авось попадется кто-нибудь из старых знакомых.

1995 г., лето

В кафе было пусто. Здесь бродил незнакомый официант и две толстозадые, с виду деревенские тетки сидели за столиком и что-то высчитывали в столбик на листке из тетради. Учительницы? Вряд ли. Ано уселась за соседний столик, заказала себе кофе и навострила уши. Тетки считали явно не учеников, а деньги. Притом – большие. На руках у Ано было всего-то пять одинаковых тысячедрамовых банкнот [50] Драм – армянская национальная валюта. В описываемый период (1995 г.) тысяча драмов равнялась трем долларам (прим. автора) с портретом классика армянской поэзии, но стоило рискнуть.

– Это не ваши деньги упали? – спросила она, грациозно подняв ассигнацию с пола.

Тетки всполошились, обеспокоенно проверили замки на сумочках и заулыбались:

– Нет, доченька, не наши.

– Наверное, кто-то из прежних посетителей потерял, – сокрушенно сказала Ано, – бедные люди! Я официанту отдам, вдруг они хватятся и вернутся.

– Ага, отдаст он им, как же, – поджала губы тетка, что постарше. – Ты лучше себе оставь и поешь чего-нибудь: вон ты какая худенькая, а только кофе пьешь.

– Ничего, – рассмеялась Ано и поправила волосы, совсем как Ануш, – у нас сейчас уже каникулы в институте. Вот устроюсь на лето работать, начну зарабатывать и смогу нормально питаться.

– А что, родители не кормят? – спросила тетка.

– Нет у меня родителей, погибли. Я ведь из Спитака. Всех унесло землетрясение.

– Господи Боже мой, спаси и сохрани, спаси и сохрани, – расстроились тетки, – и родственников не осталось?

– Какие сейчас родственники? – горько улыбнулась Ано и положила пальцы на брови опробованным у витрины методом.

– Ц-ц-ц, – закачали головами тетки, и та, что постарше, сказала:

– А и вправду, не люди сейчас, а чистые звери…

– Да зверей жалко с людьми сравнивать, – откликнулась та, что помоложе, – те хоть детенышей своего рода-племени признают, кормят их. Что стало с людьми, а? Что стало? Чтоб сдох твой хозяин, Горбачев, что ж ты ту красавицу страну разрушил? Жили себе люди, не тужили, старший о младшем заботился, младший старшего уважал…

– А ты где учишься, доченька? – спросила та, что постарше.

– В институте иностранных языков, буду переводчиком английского, – скромно улыбнулась Ано. – Хочу на лето устроиться переводчиком в хорошую турфирму, чтобы дотянуть до окончания. Был, знаете, великий американский писатель, О’Генри. Он говорил: «Приехавший из деревни в город человек – красная краска на игрушке, а город – юный безобразник, который съедает эту краску, и ему хоть бы что». Вот так и я: если не буду трудиться, город меня вмиг съест.

– Ты посмотри, какая начитанная-образованная девочка, – переглянулись женщины. – А ты где живешь?

– Я у бабушки одной угол снимаю забесплатно: ухаживаю за ней, покупки делаю, стирку-глажку, книжки ей читаю. Ей сын деньги присылает из-за границы, вот мы на них дрова покупаем, и я всю зиму пилю их, и мы греемся. Иначе мы давно замерзли бы с холода…

Тут Ано, проследив взгляд тетки, вперившийся в ее руки, не знавшие не то что пилы, но и кухонного ножа, поняла, что ее занесло, и горько усмехнулась:

– Еле мозоли вывела после зимы: мне однокурсница заграничное лекарство принесла. Так что всё у меня пока хорошо, – Ано грустно улыбнулась, – но на книги много денег уходит, сами понимаете. Я уж о новой одежде и забыла.

Тетки зашептались между собой.

– А ты правда по-английски свободно говоришь? Про всё-про всё? Как этот писатель Овгенри?

– Ну конечно, – скромно улыбнулась Ано, – это же моя специальность.

– А сможешь нам переводить в Турции, если мы тебя с собой возьмем? Мы ведь впервые едем туда, за товаром. А языков никаких не знаем. Будешь нам вместо переводчика, а смотреть за тобой будем, как за дочкой. И кормить будем хорошо, и одежды-белья, какое нужно, купим: там ведь все втрое дешевле, чем здесь. И денег немного дадим, – сделала деловое предложение та, что постарше.

– Ну да, – раскрыла карты ее бесхитростная товарка: – и перед Богом доброе дело совершим, сироту пригрев, и будем знать, что нас не обманывает местный переводчик-турок, как нас знакомые коммерсанты предупреждали. И товара беспошлинного больше провезем. У нас автобус послезавтра уходит, у тебя паспорт в порядке, при себе?

«Уже да», – подумала Ано, достала его из сумочки и сказала:

– Да вот же он!

– Красивое у тебя имя, Анаид джан. А меня зовут Рипсимэ, – сказала, заглянув в паспорт, та, что постарше, – А это моя младшая сестра, Гаянэ. Это нас родители в честь великомучениц назвали – папа с мамой до сих пор как раз на полпути между храмами Рипсимэ и Гаянэ живут, в Эчмиадзине. Да и мы со своими семьями недалеко.