Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Светка с Идой переглянулись, и та закатила глаза, как от наставлений зловредной училки. Арамис перехватил взгляд и завелся с новой силой:

– Да что вы понимаете в своей женской миссии? Случайно вылупились армянками, красивыми женщинами, и барахтаетесь с кем придется и где придется… Небось, думаете, что это и есть интернационализм? А слабо родить на чужбине хорошего мальчика и вырастить его таким, чтобы другой народ уважительно назвал его Ярославом Мудрым? Или воспитать Стива Джоббса? Вот что такое – способность любить другие народы…

По шоссе проехала шумная кавалькада машин с включенными на всю мощь магнитофонами, и Света с Идой проводили их тоскующими взглядами.

– Э, да кому я это все рассказываю, – махнул рукой Арамис, – волку Евангелие читают, а он говорит: «Кончай скорей, а то вон овцы уже уходят»…

Словом, не глянулась Ида спортсмену, да и Светка в её компании нарисовалась в невыгодном свете. Наверное, поэтому вскорости он исчез со Светкиного небосклона. Та походила пару дней зарёваннная, но долго горевать просто не умела. А вскоре здесь же в кафе познакомилась с Лёвой.

Да, со Светкой Ида была и вправду как за каменной стеной, но сейчас пора было выдвигать её на более серьезный пост – в государственное Агентство недвижимости. Ида поднялась в квартиру, отперла кабинет, включила монитор, понаблюдала за происходящим в зале, проверила, идет ли запись с каждого из столов. Всё было в порядке. Потом нашла на мобильнике нужный номер и нажала кнопочку:

– Алло, Хачатур Ашотович? Это Ида, да, да, я. У меня к вам просьба… Сегодня вечером будете? Милости прошу, очень рада… Но можно, я сейчас сама к вам подъеду? У меня конфиденциальный разговор. Да, паспорт при мне… Фамилия – Мардукян. Да, я знаю, где пропускное бюро. Спасибо.

2004 г., осень

Когда Софи пришла в себя в подвале после аварии, она стала узнавать знакомые запахи. Собственно, именно на эти запахи она и помчалась сломя голову из особняка с тигриной клеткой. Потому что это был аромат подвала, где она родилась!

Но подвал совершенно преобразился. С труб больше не капало, потому что они были заботливо перебинтованы, как поначалу, до того, как она сгрызла бинт, – её больная лапа. Исчезли Ниточники и Усат ые Звери. А все углы заливал ровный свет, льющийся с чистого потолка. Жесткий мат, на котором она когда-то родилась, а теперь отлеживалась после аварии, был чистым и блестящим. А игрушки, которые она некогда звонко катала по полу, распугивая зверей, аккуратно лежали на полочках. Дверь, болтавшаяся раньше на одной петле и скрепленная длинной цепью с амбарным замком, была плотно пригнана и не позволяла проскальзывать в широкую щель, как они практиковали с мамой и братиками. Ими здесь уже почти не пахло, но это, безусловно, был тот самый подвал!

Пока Софи болела, Добряк часто заявлялся сюда, играл с её гулкими игрушками, ухал, сопел, начинал попахивать как деревенский Давид и весело болтал с ней во время очередного отдыха:

– Ничего, мы им еще покажем!

Кому они собирались показать, и главное – что, Софи понятия не имела, но согласно лаяла и весело кружила на трех лапах вокруг Добряка во время его игр. Но иногда он надолго исчезал, и Софи грустила даже больше, чем на мансарде или в тигриной клетке. Потому что вспоминала маму, братьев, всех своих прежних хозяев и осознавала весь ужас одиночества своей поначалу вроде бы задавшейся жизни. Вот уж действительно не родись красивой, а родись счастливой!

В свой очередной визит Добряк привел с собой вонючего человечишку, и чуткая Софи грозно зарычала на него и даже показала клыки. Вонючка со страху попытался пнуть её ногой, а Софи нацелилась тяпнуть его за эту вредную ногу. Разборке помешал Добряк и стал её успокаивающе оглаживать.

– Что же ты, дурная твоя голова, на бедного человека рычишь? Он же для тебя старается! – вразумлял её Добряк.

– Все равно он вонючка и вредина, – подумала Софи. – Самый настоящий Вредина.

Но Вредина достал из своего провонявшего всеми окрестными мусорниками рюкзачка зубчатую железку и проделал ею окошко в нижней части двери. Потом приделал к окошку автомобильный коврик вместо портьеры, и отныне Софи могла уже сама проникать в подвал и выходить из него, надавив носом на податливую резину.

– Ну спасибо тебе, Волод, на вот, держи, – сказал Добряк и протянул Вредине бумажку с картинкой и большой пакет, – я тут теплой одежды для тебя собрал. Ношеная, но чистая.

А потом обернулся к Софи и указал на окошко:

– Здорово я придумал, да? А то ты или с голоду здесь подохла бы без меня, или замерзла зимой в парке к чертовой бабушке. Я ведь, как швейцар, тебе дверь открывать-закрывать каждый день не смогу.

И оправившаяся после аварии Софи стала заново осваивать парк. Во многом он остался прежним, так как на тех же скамеечках сидели те же старички, которые часто спорили друг с другом, но были неизменно ласковы с Софи. Они приносили ей завернутые в бумажки вкусные косточки и даже мягкие мясные кусочки, и ставшая профессиональной попрошайкой Софи благодарно лизала их морщинистые руки.

Но оказалось, что Вредина обосновался в её парке! Он выглядел почти как Давид, но был гораздо меньше его ростом, а пах в тысячу раз хуже. И не было в нем ни капельки доброты деревенской половины исполина. Зато иногда разило противным «вэксинэйшн», и он был постоянно голодным. Он был настолько голодным, что даже крал у Софи спрятанные про запас аппетитные мясные кусочки и жадно поедал на заброшенной стройке в углу парка. Старички в лицо называли его Волод и безрезультатно пытались учить уму-разуму. За глаза его звали Бомж.

А еще был белоснежный красавчик с коричневыми пятнышками. Звали его Дэн, и по утрам он приходил в парк с Серыми Ногами, которые щедро угощали Софи хрустящими мясными конфетами. Так вот кем тогда пахло от Серых Ног! И Софи снова вспоминала свою сытую жизнь в тигриной клетке.

– А что, – думала Софи, – если Серые Ноги держат одного далматинца, то почему бы им не завести и второго? Ведь большинство людей хочет иметь и мальчика, и девочку. Я такая же беленькая, крапчатая и красивая, как Дэн, а на бегу даже не заметно, что задняя нога отсохла!

И Софи принималась кружить вокруг Дэна, призывая его поиграть. Она игриво припадала на передние лапы, приподнимала попку с вытянутым хвостиком, и гордец Дэн, если был в настроении, отвечал взаимностью.

Однажды он оказался в таком приподнятом настроении, что целых полчаса носился вокруг Софи, красиво гарцевал на задних лапах, пружинил пятнистые ушки и облизывал попку Софи. И она сама не заметила, как они слились в идеальную скульптуру у клумбы посреди парка.