Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

– Нехорошо, – укоризненно качали головой старички, – хоть и собака, но она же из его помета, родная дочь! Это же всё на наших глазах тогда происходило! Как можно? И что у них может родиться после этого?

Старички ничего не знали про sterilization [100] Стерилизация ( англ .) , а Серые Ноги сказали:

– It’s OK! [101] Всё в порядке! ( англ.) Это просто здоровый собачий секс, и он для физиологии необходим!

Этого бесстыжего высказывания старичкам хватило на множество подогретых жизненным опытом и специальными знаниями дискуссий. Это сейчас они были старичками. А раньше они были, как они себя в долгих беседах называли, номенклатурой, которая возглавляла всё и вся от сельского хозяйства до искусства. И хотя по возрасту они опоздали на одну войну и оказались старыми для другой, всё же они были фронтовиками. Потому что когда-то крепко держали идеологический фронт.

– Ну да, – сказал один старичок, – это у них в стране вполне нормально. Что ни фильм, так какая-нибудь зареванная босячка или миллионерша жалуется, что её в детстве отец оприходовал. Или брат. Это у них в порядке вещей. Ни стыда, ни совести – что по телевизору, что в жизни.

– Это потому, – ответил ему бывший фронтовик идеи, – что осваивали Америку преступники и подрабатывавшие на них бляди в салунах. Так что с моралью у них был установочный дефект. К тому же их хваленые ранчо были на таком удалении друг от друга, что возник естественный дефицит решения половой проблемы.

Но был среди старичков настоящий спец по историческому материализму, и он им по-быстрому доказал, что в Америке институт брака был подорван истреблением индейцев, загнанных в крошечные резервации. А там от инцеста, или по-собачьему – инбридинга, или по-простому – кровосмешения было никуда не деться. И еще семейные устои подточило рабовладение, предусматривавшее разделение и распродажу черных семей по частям. Поэтому у чернокожих американцев понятие семьи до сих пор очень даже нестандартное и прямо скажем, полигамное. Так что, когда в шестидесятые хиппи стали спариваться на виду у всех, это был никакой не социальный протест, а распространение на потомков рабовладельцев замашек потомков их же рабов. И возникшие тогда, да и процветающие поныне свэп-клубы по обмену женами и мужьями на вечерок-другой – прямое продолжение их изначальной колонизаторской и рабовладельческой распущенности.

– Так что улыбающиеся в камеру президенты в обнимку с их благочестивыми женами – чистейшая рекламная фикция, разоблаченная курвой Моникой, – завершил он.

Слушал все эти диалектические выкладки, слушал старичок, который примазался к компании не в силу номенклатурной принадлежности. Просто он лучше всех играл в нарды и сам же их из дому приносил. А потом сплюнул и сказал:

– Тьфу ты, мать их хозяина… Корня у них нет, вот в чем дело. Вот и бесятся, как черви в банке. Слово придумали, испорченные твари, – секс. У нас о нем и понятия не было, а для женитьбы был закон «охт порт» [102] Семь колен (арм.) . Нет родства на протяжении семи колен – женись. Есть родство – забудь про такую женитьбу. Потому и невест испокон веку выбирали не из своего села или города, а издалека, но со сбором необходимой информации о семье и родне на те же семь колен. Тоже мне, секс! Мы безо всякого секса каких детей себе сделали, а? И летом в Сочи, Туапсе – тоже ничего себе было… Но это ж не для секса, а по молодости…

Софи ничего в этих диалектических тонкостях не поняла. И ещё она не знала смысла слова sterilization, а потому стала готовиться к материнству. В ветеринарии и даже человеческой гинекологии этот феномен называется graviditas spuria, или ложная беременность, которой страдали даже императрицы. Наверное, поэтому женское заблуждение инстинктов распространилось и на дочку дворняжки, принцессу Софи.

2004 г., ноябрь

Был конец осени. Листья на дубах приобрели бронзовый цвет памятника, что через дорогу, живая изгородь из дикого винограда бархатно переливалась всеми оттенками багрянца, платаны алели, тополя желто высвечивались спокойным ноябрьским солнцем, а вязы по-прежнему оставались зелеными. Рыжий безуспешно охотился на прижившуюся в неправильно сколоченном скворечнике белочку. Та весело дразнила его, прыгая по густо стоящим вековым деревьям, а старички млели под нежаркими солнечными лучами и страстно спорили по поводу очередных международных событий. При этом они часто упоминали Армению, Россию, Америку и Евросоюз, и их разговоры смутно напоминали Софи оставшиеся в прошлом Жилистые Ноги и сытое безделье в тигриной клетке, куда она угодила под занавес зависимой от хозяев жизни. Но взять след этих героев старичковых бесед в парке не удавалось.

Старички по очереди играли в нарды, и многие из них считали Софи собственным талисманом, способствующим выигрышу. Софи делала вид, что исподлобья следит за ходом игры, и лежала возле их составленных для игры скамеек, уже совсем по-взрослому вытянувшись и положив морду на передние лапы. На самом деле она углубилась в себя и размышляла, прядая ушами от грохота припечатываемых к полю деревянных фишек.

После того памятного события Дэн на пару дней потерял к ней интерес, и это было страшно обидно. Потом он вновь стал звать её поиграть, но Софи и сама ощутила равнодушие к нему. Потому что Софи всерьез настроилась на рождение щенят, которые могли стать единственными родными для неё созданиями, так как мама и братья были безнадежно утеряны, а с хозяевами ей не повезло. Теперь она ждала своих собственных щенят – беленьких в коричневую или черную крапинку, прекрасных, как их бесчувственный папа и неудачница-мама, но счастливых и хорошо устроенных, в отличие от неё. Дочь деградировавшей в городе за профессиональной ненадобностью дворняжки и залетного иностранца-отца, красавица Софи под хорошей устроенностью имела ввиду доброго, щедрого, послушного и непритязательного хозяина. И это её заблуждение вряд ли распространялось только на собак: ведь оно свойственно и многим женщинам.

Когда солнце садилось, старички расходились по домам, и парк погружался в абсолютную темень. Тогда Софи принималась обходить скамейки в поисках парочек влюбленных. Обычно с ней добродушно делились чипсами, попкорном и мороженым, тающим от их жарких объятий. При её появлении девушки взвизгивали, демонстрируя своим ухажерам, какие же они боязливые и нежные. А молодые люди всячески укрепляли в своих избранницах убеждение в собственном бесстрашии и широте души. Они подпускали Софи близко, ласкали её и делились с ней аппетитным содержимым своих хрустящих кулечков.