Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

Поскольку я училась на историческом и по папиному совету собиралась специализироваться на Византийской культуре, то стала помимо европейских языков всерьез учить Грабар [105] Грабар – Древнеармянский литературный язык и попутно – турецкий. Даже съездила в Турцию – попрактиковаться. Прошлым летом, сидя с Назик в маленьком ереванском кафе, я разговорилась по-турецки с человеком по имени Хикмет. Он сказал, что в следующую поездку я могла бы здорово заработать, поучительствовав в Анкаре во время летних каникул. Но из Москвы не получится: отправкой он занимается из Еревана. И я обрадовалась: это означало, что я смогу купить свою собственную квартиру в Ереване и жить здесь, никого не беспокоя. А папа будет приезжать уже ко мне, как домой. Дальше рассказывать?

1991–1994 гг.

Шварц не любил вспоминать войну в Карабахе. Она произвела очередной противоествественный отбор и отобрала у жизни самых честных и самых храбрых. Чего мальчишек учить войне? Они в неё играют с самого детства. Но и в самых страшных мальчишеских снах не может привидеться, что война будет вестись в настоящих горящих деревнях с ревущими коровами и мечущимися курами, а защищать придется окровавленных и плачущих старух и детей. Мужчины Карабаха были те еще упрямцы и вояки, которые из поколения в поколение поставляли миру наполеоновских маршалов Мюрата и Пьера, российских генералов Мадатова и Серебрякова, советских маршалов Баграмяна, Бабаджаняна и десятки отчаянных генералов. Так что своими силами они могли справиться с поджигателями и убийцами ОМОНа противника. Но не с советской 4-й армией, начавшей массированную операцию «Кольцо», всё туже сжимавшее и опустошавшее армянские деревни.

И главной проблемой здесь была психологическая: никогда еще за всю свою богатую военными разборками историю армяне не воевали с русскими. Отечественная война в Карабахе становилась для армян практически гражданской из-за русских солдатиков. Так как русские парни были свои, родные, вместе с ними армяне вековечно бились против турок, и воображение отказывалось видеть в них врага. Надо было показать и доказать российским ребятам, что не их это война, не те амбиции, за которые стоило бы платить своими молодыми жизнями по разнарядке коррумпированного начальства. А вооружение было делом десятым: карабахцы как воевали с самого начала отбитым у противника оружием, так и продолжали добывать его.

И Шварц в числе многих подался в Карабах на помощь местным.

Особенностью этой войны было еще и то, что обе стороны продолжали носить форму советских солдат и офицеров, а потому издали определить, кто свой, а кто чужой, было довольно проблематично. Наметанный глаз дифференцировал тех и других по лепке черепа: у турок он обычно удлиненный, как дыня, а у армян – круглый, как, соответственно, арбуз. Но до такого бахчевого опыта надо было еще дожить. При этом карабахцы прекрасно знали азербайджанское наречие, так что помимо вони перевязочных бинтов, недельных носок и немытых подмышек война приятно попахивала розыгрышами и победами, производными от этих знаний.

Героев войны не награждали: не было еще у Карабаха и Армении своих наград, как не было и собственных армий. Была просто отечественная война за право народа продолжать жить на своей исконной земле, а такую войну без вмешательства третьей силы народы обычно выигрывают. И армяне её выиграли. А где-то под конец войны ставший уже командиром большого объединенного отряда Шварц оказался в карабахской тюрьме за то, что чуть не убил сволочного штабиста из Еревана.

…Этот сон Шварц видел регулярно, и возвращался он, как фильм, в котором Шварц был и главным героем, и зрителем. И смотрелся он как настоящий фильм, и вызывал такие же отстраненные эмоции, как в кинозале.

Крупным планом – шахматная доска. Идёт обычная игра, и только видно, как заскорузлые пальцы одного игрока и вполне ухоженные другого передвигают фигуры. Внятно слышен голос второго игрока, рассказывающего по-армянски байку, и голоса и смешки обступивших их болельщиков. И Шварц помнит этот голос, эти аккуратные пальцы. И видит свои – с обломанными ногтями и трещинами на обмороженных руках. Игрок продолжает рассказ:

– Ну, маленький был лес, эли. Зайчики-майчики бегали, за ними – лисички, за лисами волки гонялись…

– У них что, кросс? – спрашивает смешливый болельщик.

– Да нет, балда, кушали они друг друга. А их ели в свою очередь вши и муравьи. А тех – птички. Наука называет это всеобщее взаимоедство биоценозом.

– Ага, то есть едят друг друга вне цензуры…

– Ну а лес-то со всеми его разборками контролировал медведь. Впал он в зимнюю спячку, а сорока слетала на другой берег и принялась тараторить: «Как это мы живем! Лисы зайцев и сорок едят, дятлы даже божьих коровок не щадят, а медведь всех зверей подряд… ну это, подвергает сексуальной агрессии».

– В смысле то самое делает? – хохотнул голос болельщика.

– Ну да. Словом, разоряется сорока: «Надо резко менять жизнь в нашем лесу, защитить права зайчиков, а медведя гнать обратно в тайгу!» Ну, сперва все так были заняты тем, что закуски-макуски делали, что не стали её слушать…

– Ну так ведь от этого трудно оторваться!

– Ну вот, потом врубились. Зашептали, заворчали, залаяли, зарычали – и пошло… С другого берега даже прискакала пара буйволов, чтобы подучить отстаиванию прав: не имеет, мол, прав верховная власть каждого в лесу, ну это… осуществлять сексуальную агрессию. Только в случае крайней необходимости. Но если момент назрел – можно, но обязательно под протокол. Чтобы все чин-чинарем. А медведя гнать из нашего леса, гнать обратно к нему в тайгу.

– Ара-а-а, я понял: медведь – это русские, а буйволы – американцы!

– Не ломай кайф, дубина, дай досказать. Ну вот, даже этот деревенщина догадался, а городским доскажу до конца. Словом, медведя выгнали, выбрали льва, чтоб контролировал права. Сорока потарахтела-потарахтела, а потом собрала по лесу все, что блестит, и удрала за море.

– Ага, а это…

– Уберите этого кайфолома!

– А зверушек стало совсем мало: часть разбежалась, у части случился падёж. Ну, у льва крайняя необходимость – каждый день. Так что снизившееся поголовье зверья стало подвергаться этой сексуальной агрессии гораздо чаще. Зайцы больше не прыгают, а бьют в барабаны, волки, хоть и сытые, рычат и показывают зубы даже муравьям. Но к чести новой власти надо сказать, что делается все под протокол, как учили буйволы. Вот и думают зверушки: а есть ли вообще разница – если Медведь тебя без протокола… того-самого, или Лев, но под протокол? Только лишняя писанина…