Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

– Ну хоть теперь имею право сказать, кто Лев?

– Ладно, – опрокинул ладью Шварц, – сегодня, видимо, твой день, Езевпос, поздравляю…

– Чего-чего? Как он его назвал?

– Да это не то, что ты думаешь, деревня. Это такой баснописец был в Греции, Эзоп…

– Но неприятное у него имя, скажу я вам…

Странный-странный, совсем киношный сон. Теперь уже видно, что шахматы лежат на столе тюрем ной камеры, а вокруг сидящих на лавках арестантов столпилось еще четверо сокамерников.

– Два ноль! – победно растопырил пальцы сокамерник, – учитесь, ребята, обставлять ментуру по всем фронтам, чтоб меньше нос задирала…

И еле успел увернуться от тяжелой руки Шварца, отвлекшегося на скрежет ключа в замке. Двое надзирателей, как всегда, подозрительно оглядели вытянувшихся во фрунт шестерых заключенных, весь убогий интерьер камеры с наклеенными на стены открытками Богоматери.

– Шаваршян, на выход, с вещами!

– Ничего себе, – «мой день»! Как в игрушки играть – мой, а как на свободу – так твой? – дурашливо возмутился сокамерник.

– Молчать, – привычно-иронично рявкнул надзиратель, – если голова так варит в шахматах, этим бы и зарабатывал на хлеб. А то лазишь по пустым домам, мародерствуешь, – осуждающе прищурился он и пропустил Шварца с его ношеным-переношенным полупустым рюкзаком.

Крупным планом – две пары подкованых сапог конвоиров и его, Шварца, ветхая обувка, эхом отдающие в коридорах тюрьмы. Три пары ног останавливаются перед дверью. Стук в дверь, покашливание, вопрос – ответ.

– Шварц джан, брат джан! – вскакивает со стула в кабинете тюремного начальника румяный Тоникян, тискает Шварца, похлопывает, и кажется, что он заодно проводит врачебный осмотр. Потом, заглядывая в глаза снизу вверх, счастливо шепчет:

– А говорят, чудес не бывает! После двух недель очухался тот сукин сын. Жить будет и даже – бегать. Выхаживал я его, брат джан, как мама – ляльку. Только грудью не кормил. Так что Дядя Вова наверху поговорил, ваши ребята приехали, побеседовали с дуралеем, а парни из управления надавили на тестя и шурина. Ну, он, как миленький, взял заявление обратно, еще и извинился. Снаружи нас машина дожидается. Поедем домой – мальчишек своих не узнаешь: богатыри! Бегают уже, болтают, балуются…

Заметно потеплевший начальник возвращает часы, авторучку и ключи, даже пожимает руку и напутствует:

– Дай Бог, чтобы встречались в ином, чем это, месте. Тюрьма – для воров и блядей, пусть они сидят. А ты, сынок, я слышал, настоящий герой. Тебе подходит совсем другая жизнь. Ну разжаловали тебя в лейтенанты, ну и бог с ним, званием: из храбрых парней тебя всё равно не разжалуешь. Ты еще свое возьмешь…

Через месяц после затишья ожесточнные бои возобновились, и Шварц вернулся в свой поредевший отряд. Не мог не вернуться. Вот тогда-то его и поймал снаряд.

18 декабря 2004 г., полдень

– Эй, кто сегодня старший? – спросил по мобильнику Шварц, стоя у своего подъезда и глядя на окна четвертого этажа.

– Сегодня я, – пробасил родившийся на двадцать минут раньше брата Погос.

– До ноля часов – уточнил Петрос по параллельной линии. Голос его еще только ломался.

– Такелажные работы с сюрпризом, – возвестил Шварц и вставил ключ в багажник машины. Багажник открыли объявившиеся со скоростью кванта близнецы.

– Кайф, – сказали они дуэтом, обнаружив в нем новенький компьютер о два монитора и принтер в придачу.

– Здорово, что не стал ждать Нового года, пап, а то бы мы за столом не усидели, – поощрил отца Погос.

– Да, мы за десять дней как раз все программы инсталлируем, сеть наладим, интернет-провайдера подберем… – принялся излагать спонтанную программу действий основательный Петрос.

– Шиш вам – за десять дней, – отрезал довольный реакцией детей Шварц, – и это не подарки лялькам от деда Мороза, а инструменты для моих сотрудников…

– Как? – синхронно ужаснулись близнецы, – вся эта крутизна не нам?

– Вам, вам, но с сегодняшнего дня вы мои внештатные сотрудники, и у меня есть срочное задание для вас. Так что делайте ваши инсталляции-минсталляции сегодня. Вон, у подъезда проводку монтируют чьей-то сети. Выясните что и как, договоритесь. А завтра засядете в Интернете, как у бабушки на диване. Потому что есть у меня для вас срочное и важное задание. Пошли домой, поговорим, – и подхватил, как книжку, здоровую коробку из багажника.

Марго строго наблюдала за оживлением своих мужчин и молча накрывала на стол, готовая придраться к любому проколу. Если он купил детям такие подарки, то на какие деньги они будут накрывать новогодний стол? Это ведь не хухры-мухры, а серьезные затраты! Одного только мяса килограммов десять-двенадцать надо купить: и окорок запечь, и толму завернуть, эшли-кюфты налепить, цыплят нафаршировать… Неудобно всё-таки, родственники придут, его сослуживцы, соседи, друзья детей… Эти растущие организмы вообще все сметают со стола, как стадо динозавриков. А еще дорогие зимние овощи и фрукты, орешки и сухофрукты…

– Нет, надо с ним серьезно поговорить, – решилась Марго, и Шварц сам возник в дверях комнаты.

– Маргушкин-Ватрушкин, – обнял он её за плечи, – чем это от тебя так вкусно пахнет?

– Адреналином, – отрезала Марго. – Тебя что, министром назначили? Или переметнулся в преступный мир? Откуда лишние деньги?

Вопрос был с провокацией на предмет выяснения одной-единственной подробности: лишние это деньги или новогодняя заначка?

– Я тебе тысячу лет назад обещал, что будешь спокойно засыпать и просыпаться, если дети здоровы? – ответил Шварц вопросом на вопрос.

– Обещал! Вот в том-то и дело, что обещал! – возмущенно зашептала маленькая и пухленькая Марго, запрокинув голову, чтобы держать в кадре выражение глаз своего высоченного мужа.

– Я тебя когда-нибудь обманывал? – улыбался глазами сверху вниз строгий Шварц.

«Скореё всего, с бабами – тысячу раз», – подумала Марго, но вслух тихо ответила:

– Нет!

– Вот для того, чтобы ты спокойно делала баиньки, я ни министром, ни преступником быть не собираюсь. А деньги эти – абсолютно честный гонорар за редкий интеллект твоего мужа, ачик джан, – и вальяжно вынул руку из кармана.

Марго пришлось пропустить мимо ушей высокомерное «ачик джан», которое на русский вольно переводится как «девочка моя», но имеет оттенок недосягаемых возрастных и практических преимуществ автора высказывания по сравнению с адресатом. И кто бы не пропустил, если бы перед ним величественно положили на стол ну очень серьезную пачку стодолларовых банкнот, стянутых желтой резинкой!

– Возьмешь отсюда на новогодний стол, подарки. Особенно не бесчинствуй. Если сможешь правильно распорядиться, то летом поменяем окна, уберем следы детских боев, поменяем обивку на мебели. А первого сентября отправим их в десятый класс из такой удобной квартиры, что пусть мне попробуют учиться не как надо. Пообедаем – расскажу, какую перепланировку я придумал.