Макс Бодягин - Святые Полуночники

Херон сгрёб с блюда горсть орехов и разноцветных цукатов, отправил в рот и, громко хрустя, спросил: сколько народу тебе нужно? А сколько ты сможешь дать, ответил работорговец вопросом на вопрос: если мы говорим об очень сжатых сроках? Херон пошарил языком за щекой, сплюнул на пол чешуйку от ореха и медленно сказал: за неделю ты сможешь собрать человек пятьдесят. У меня есть ещё один дредноут, он стоит на консервации неподалёку от Кровостока. Но если ты попытаешься сбежать или выкинуть какой фокус, я тебя накажу. Ты меня понял? Не пугай меня, Херон, жёстко бросил Когг Химерон: запомни, я показал тебе своё настоящее лицо, а это очень дорогой подарок.

Пока не знаю, сказал Херон, тяжело вставая из-за стола и опираясь руками на столешницу: если ты окажешься полезен, то не пожалеешь. Работорговец тоже поднялся и протянул руку: ты тоже не пожалеешь, Херон. Говорят, ты хотел стать монархом свободных земель? Ты им станешь. Даю слово. Великан с сомнением посмотрел на протянутую ладонь, но нехотя пожал её, удивившись, насколько стальным оказалось ответное рукопожатие. Не отпуская его пальцев, Когг Химерон проговорил, прямо глядя в глаза огромному собеседнику: сначала мы возьмём рынок Летающих Островов, потом я выпотрошу этого верховного ката, а потом докупим бойцов и твоя армия младших установит тут такой закон, который захочешь. А меня интересуют только деньги.

После полуночи грузный старик с широкими плечами выехал через центральные ворота Большой Сеэры на расшатанной арбе, гружёной горшками, заплатив за неурочное пересечение городской границы серебряную марку. Через милю он спрыгнул с повозки и, прихватив под мышкой большой жёлтый саквояж, скрылся в лесу, вежливо помахав на прощание вознице. Тот не задавал много вопросов, ошарашенно глядя на половину серебряного декана, что старик уплатил ему всего за милю пути. Он не знал, что только что помог самому Коггу Химерону.

Сверяясь с внутренним навигатором, король работорговцев нашёл в чаще неприметную полянку, спустился в овражек, разбросал листья и ветки, прятавшие обшарпанную, но мощную чумовозку, переоделся, сменил маску и, воя четырьмя усиленными двиглищами, направился к западу. Через два дня он уже надеялся быть в Кровостоке.

Верховный кат всех человеческих земель Виктор Кромм оторвал голову от стойки, правая щека неприятно ныла, он отлежал её во сне, вырубившись прямо на табурете. Декка напевал, протирая стаканы, рядом хлопотала его улыбчивая жена. Кромм тяжело оборотился, по залу сновали женщины в передниках и чепцах, натирая дорогой кафель щётками на длинных рукоятях. Кромм растёр лицо и присмотрелся. Зал выглядел как новенький, сломанную мебель унесли, осколки подмели, затёрли кровь, открыли окна настежь, чтобы тяжёлый запах побоища выветрился наружу. Пульмон Декка заметил, что гость очнулся и вежливо поинтересовался, не собирается ли он подняться в свой номер. Знаешь, сказал Кромм: такое чувство, что вся эта бойня мне приснилась. Парвине обернулась к нему и хмыкнула: мы привыкли убираться за такими, как Зосема. Он правда выживет, спросил Кромм, чувствуя как хрустит пересохшее горло. Декка усмехнулся: крови натекло много, но он же здоровый как тягловый бык, думаю, он уже сейчас скачет, как новенький.

Странно, помотал головой Кромм: я был абсолютно убеждён, что устроил здесь эпическую битву. Парвине сделала книксен и, покраснев, сказала: простите меня, патрон Кромм, вы были очень сильно пьяны. Возможно, вам причудилось. На самом деле вы просто их побили. Ну, ладно слегка порезали некоторых, но они тоже выживут. Кромм пошкрябал бритую макушку, посмотрел на костяшки пальцев, но они выглядели совершенно целыми. Похоже, мне надо остановиться, пробормотал он: я слишком много пью. Конечно, как жена пульмона я не должна говорить таких вещей, но вы действительно перебрали в этот раз, поддакнула Парвине.

Кромм сполз с табурета. Кто-то переодел его в новую рубашку, старая куда-то делась вместе с жилетом. Где моя одежда, спросил он. Декка перегнулся через стойку и шепнул: патрон вас сильно вытошнило, пришлось переодеть вас. Парвине принесла ему камзол, который он бросил в кресле у окна, и жестом попросила одну из девушек проводить гостя. Он шёл, чувствуя как слева в затылке противно пульсирует тоненькая, но зловредная жилка, наполняющая голову болью. Глаза слипались, в голове роились похабные мысли. Он следовал за прислугой, изучая выбившиеся из-под чепца локоны, скользя взглядом по её узкой спине и думал, что с удовольствием бы стиснул девушку и прижался её ключице щекой, глядя в ложбинку декольте. Она вкусно пахла. Потом он подумал, что в таком состоянии любовник из него совершенно никудышный и надо уже завтра отправиться в местный бордель, чтобы утихомирить зов плоти.

Конца пути он не вспомнил, доволокшись до номера на автопилоте. Он кое-как дошёл до кровати, но едва коснулся завязок на рубахе, как ноги его подломились, он рухнул на пол, уткнувшись лицом в постель, да так и захрапел, стоя на коленях. Девушка, видевшая за время работы в «Солнечной нимфее» и не таких гостей, не изменилась в лице и тихонько прикрыла за собой дверь.

Он проснулся от грохота огневых кугелей, рвущихся совсем рядом. Они будто бы взламывали ему череп изнутри. Некоторое время он опирался руками на кровать, пытаясь вспомнить где он и что с ним происходит, лишь через пару минут, когда очередной взрыв осветил гостиничный номер мёртвым белым светом, он обрёл неуверенную способность мыслить. Кромм выбежал на балкон и увидел, как по площади в направлении Долговой ямы бегут вооружённые люди, убивающие всё на своём пути. Кромм заметил, как особо ретивый из них умудрился зарубить осла, некстати оказавшегося на перекрёстке. Несчастное животное рухнуло в конвульстиях и издало душераздирающий крик, больно скребанувший по нервам. Кромм схватил глевию, сунул нож за обшлаг камзола, набросил плащ и побежал по широкой лестнице вниз, чувствуя горькую хмельную одышку и покалывание в печени. Впрочем, похмелье ещё не наступило, он просто чувствовал себя одурманенным и отяжелевшим.

Сбежав в питейный зал, он присел на ступеньки, чтобы отдышаться и увидел, как Декка, стрекоча лебёдкой, опускает над дверями тяжёлую металлическую заслонку с медными клёпками, похожую на часть огромного сейфа. Слуги закрывали окна похожими ставнями, выползавшими из паза под гардинами. Декка, стой, мне нужно наружу, заорал Кромм, выбегая на середину питейного зала.

Пульмон обернулся со страдальческим выражением лица. Неужели вы не навоевались за этот день, словно бы говорил он, ускоряя колёсико лебёдки. Декка, пожалуйста, выпусти меня, уже тише попросил Кромм: я должен знать, что там такое. Пульмон вздохнул и опустил по-девичьи длинные ресницы: кто-то открыл ворота города вооружённым людям, патрон Кромм. И сейчас для вас безопаснее всего отсидеться здесь. Поверьте, «Солнечная нимфея» это лучший в городе бункер. У нас запас еды и пищи на месяц вперёд, мы способны выдержать любую осаду.