Герда Грау - Форма звука

— …предположительно, перескочили в процессе эволюции человеческий символьный язык, — прочел он. — Развили форму коммуникации, которая находится за пределами эволюционного пути человечества — звуко-графический язык. Потребностью постоянно принимать и передавать внушительные объемы информации пакетным способом объясняется и большой мозг дельфинов...

Гелбрейт медленно опустил пад, осознавая прочитанное.

— Пакетный обмен информацией, — с нажимом повторил Клинт. — Вот что он делал в подвале. Если Ласло-Константин дрессировал тулунов, то Улисс наверняка владеет теми же самыми навыками, но слышит в разы лучше. Они как-то нашли общий язык, раз он не боялся оставаться с ней наедине. Только он мог передать ее инвестору в клубе, пока Хиотис отсиживается за спинами бриареев.

— Но почему-то не передал, — задумчиво сказал Гелбрейт. — Сорвал сделку?

— Или просто в этом отпала надобность.

Клинт вернул себе пад и нашел другую страницу, которая изображала схематический рисунок лабиринта с пустым центром. Рисунок напоминал детскую головоломку с прозрачной крышкой, в которой надо было прогнать металлический шарик по пластиковым закоулкам от края в середину. На рисунке от центра к краям расходились изогнутые под прямыми углами коридоры, выходящие на наружный радиус. Стрелки указывали направление от центра к краям, во внутреннем круге было написано «0,1», напротив диаметрального размера стояла цифра «200».

— Что это? — удивился Гелбрейт.

— Изобретение двадцать первого земного века, — пояснил Клинт. — Применялось в музыкальной отрасли, когда вместо единой полости использовались специально рассчитанные лабиринты, позволяющие избирательно усилить низкочастотный диапазон. В клубе есть резонансная камера, построенная по принципам азимутальной анизотропии, спиральные каналы удлиняют путь звука, чтобы уменьшить его эквивалентную скорость в радиальном направлении вдоль жестких стенок, это дает на выходе увеличение низких частот в двести раз по сравнению с источником, тогда как в децибелах это всего лишь восьмикратная громкость. А источником там является бассейн с сиреной.

Гелбрейт побледнел. Клинт выжидательно смотрел на него, словно от мнения Гелбрейта события могли обрести материальность или, напротив, дематериализоваться.

— Вы сказали — в двести раз?

Клинт кивнул.

— Это верная смерть, — с трудом заставил себя произнести фразу Гелбрейт. — Но как тогда мальчишка остался жив? Если это он покончил с ней после всего, а не просто использовали его нож?

— Звук имеет законы распространения, — пожал плечами Клинт. — Возможно, занял позицию там, куда звуковые волны не доходят, доходят ослабленными или взаимно погашаются.

— Не имея ни оборудования, ни образования для расчетов?

— Он мумбаец, девяносто процентов планеты покрыты водой, законы распространения волн для него примерно такая же тайна, как для нас движение лифта, — возразил Клинт. — А насчет оборудования… Не знаю, приобретенное это или врожденное, но низкочастотный звук явно имеет для него какую-то форму.

— Он синестет, — пробормотал Гелбрейт. — Тогда голос по холосвязи для него такой же уникальный отпечаток личности, как внешность. И все-таки непонятно…

В этот момент звякнул пад Чейза, Клинт поднес его к глазам и опустил почти сразу. Гелбрейт непроизвольно вытянул шею, чтобы разглядеть сообщение на экране, но это оказалось ненужным.

— Лорд Рассел скончался, — произнес Клинт.

Гелбрейт отметил, что никаких следов расстройства нервов в лице викторианца сейчас не было. Взрыв словно сделал из него другого человека, старше и жестче, способного действовать в ситуации, от которой еще день назад впал бы в депрессию. Что же, может быть, именно так и взрослеют. Двадцать пять хороший возраст для обретения независимости и первых шрамов.

— Мои соболезнования, — пробормотал он. — От своего лица и лица Урсулы…

— От лица Урсулы мне уже выразили соболезнования, — ровно ответил Клинт. — В клубе я встретил Шепарда и его врача, осматривавших убитых. Предполагаю, что не вы рассказали ему об этом месте, не так ли?

В комнате наступила тишина. Гелбрейт потянулся за стеклянным тубусом и сунул в рот белую таблетку. Клинт молчал, глядя перед собой, пока тот, морщась, глотал горький кругляш, застревающий в горле, и запивал его водой из бутылки.

— Нет, не я, — наконец ответил тот. — Думаю, что и не вы. Но у меня встречный вопрос — вы видели Рассела до того, как с ним случилось несчастье? Он заходил к вам?

— Нет, но я был без сознания, мог пропустить его визит.

— Если таковой был, — словно про себя произнес Гелбрейт.

— Что вы хотите этим сказать?

Они мрачно посмотрели друг на друга. Гелбрейт решительно перекрыл капельницу и вытащил из вены катетер, бросил на тумбочку. Клинт наблюдал за его действиями с все возрастающим удивлением.

— Нужно найти Хиотиса, — пояснил Гелбрейт. — Я получил отставку, могу действовать на свое усмотрение. Пока Аркаим оцеплен, он его не покинет, но не исключено, что к утру список покойников пополнится.

— Что предлагаете?

— Узнать, где он обитает. С двумя бриареями за спиной он вряд ли сунется на улицу, значит, где-то залег. Придется гарантировать ему безопасность в обмен на информацию.

— Аркаим слишком большой.

— Камеры охватывают всю территорию Аркаима, включаются там, где срабатывают датчики движения. Пультовая здесь рядом. Хотя скажу честно, взломать пультовую — это уже прямое нарушение закона.

— Нисколько, — возразил Клинт. — У меня есть разрешение на вход в любое помещение, помните?

— А вы способны? — Гелбрейт с сомнением посмотрел на него. — В смысле, пойти со мной в пультовую и искать тарантула на мониторах?

Клинт слез с кровати, сунул ноги в тапки и сделал пару шагов по комнате. Пижама, которую ему выдали, была местной, с голубой русалкой в круге, вышитой на кармане, о пережитом взрыве напоминало только лицо, остальное скрывала ткань.

Пришлось Гелбрейту, крякнув, отцепить остальные животворные нити и продемонстрировать возможности, чтобы не ударить в грязь лицом. Пижама была ему коротковата, но в целом они оба выглядели прилично, если не заглядывать туда, где рубцевались ожоги и белели повязки. В крови плавало такое количество химикатов, что мелкие неудобства пока не подавали признаков жизни.

Гелбрейт повернул ручку двери балкона и вышел к парапету. Там он увидел сигареты, заботливо оставленные Карлом Ивановичем на случай, если пациенту станет совсем невмоготу.

— Сэр? — тут же окликнул его охранник, стоявший на дорожке.

— Покурить, — коротко ответил Гелбрейт, показывая пачку.