Владимир Шнайдер - Ненастье

Он шёл к нему как на поводке. Нужда заставляла. Не к кому больше обратиться. Самому Слёзушкину ни дом продать, ни скарб увезти. Неспособен он решить эти вопросы по складу характера. А Яков Александрович, если захочет, может. У него и лошадей полный двор, и повозки есть. Да и в городе он, тётушка сказывала, всюду вхож, как медный грош.

Усадьба родственника была обнесена высоким, глухим забором. Постояв у ворот в нерешительности, Слёзушкин взялся за кольцо и негромко постучал. Во дворе тут же басом забрехал пёс и, громыхая цепью, приблизился к воротам. Слёзушкин на шаг отступил.

Через некоторое время в заборе, слева от ворот, кто-то открыл неприметный для сторонних глазок.

— Чево надо-ть? — спросили неприветливо, с трудом перебивая собачий брёх.

Слёзушкин, пытаясь понять, кто и откуда говорит, закрутил головой.

— Не верти шарабаном-то, отвалится. Говори, чо надо и ступай дале!

— Якова Афанасьевича … увидеть бы …

— Я, чай, не картина, нечо глазеть. А кто будешь-то?

Наконец Слёзушкин увидел глазок и подошёл ближе.

— Родственник я ему, доктор городской больницы, Слёзушкин Семён Поликарпович.

За забором помолчали. Глазок закрылся. Фукнули на собаку, бряцнула щеколда, и ворота отворились. Бегло осмотрев Слёзушкина, хозяин скомандовал:

— Заходь!

От такой встречи тот сконфузился и в растерянности шаркнул ногами, как перед входом в дом.

— Какая тя холера в такую хлябь таскает, — закрывая ворота и хмуро поглядывая, проворчал родственник. — Добрый хозяин в таку погоду собаку не выгонит.

— Ваша правда, Яков Афанасьевич, — согласился Слёзушкин, опасливо поглядывая на насторожившегося пса, ростом который чуть ли не по пояс ему. — Да ничего не поделаешь — нужда. Без неё-то разе б я попёрся грязь месить.

Закрыв ворота, хозяин встал перед нежданным гостем.

— Ну?

Слёзушкин понял, в дом его проводить не собираются, а, следовательно, дело выкладывать придётся здесь, у ворот, под дождём.

— Дело у меня, Яков Афанасьевич, вот какое … видите ли …

Беда Слёзушкина была в том, что спросить напрямую он стеснялся, не мог, а начинать подходить издалека, дипломатически — не умел. Он это знал и от этого терялся ещё пуще. Хотя в мыслях иногда вёл с кем — нибудь деловые разговоры так, что собеседник поступал по его замыслу и словам.

— Ты вот што, — прервал его родственник, — забыл, как тя навеличивают-то?

— Семён Поликарпович.

— Дык, Семён, ты таво, языком-то маленько пошустрей двигай. А то с небес-то не солнце светит, а дождь сыплет. Не хватало мне ишо с тобой простудиться да слечь.

Такие одёргивания сбивали Слёзушкина окончательно.

— Да, да, — пролепетал он. — Видите ли, я … мы с Ксенией Степановной, супругой моей, … дом-то, видите иё от родителей остался. Так вот, мы его порешили вчера, то есть нет, сёдни — продать.

— Ну … дело доброе, надо, — почесал в бороде родственник.

Слёзушкин не знал, что говорить дальше. То, что нужно продать, он и сам знал. Но вот кому и как, он не ведает. По его мысленному, плану родственник должен был сказать: «хорошо, что пришёл ко мне! Я знаю, кому продать ваш дом. И цену мы за него возьмём такую-то!» А он видишь, как — «Дело доброе, надо. М-да!»

Родственник смотрел на Слёзушкина — тот то на него, то на собаку.

— Ну, а дале? — не выдержав, спросил родственник.

— Что дальше? … Вот к вам … и …

— Зачем ко мне? Мне ваш дом не нужон!

— Да нет, не вам, а … ну …

— Слухай, Семён, — озлился родственник, — чо ты всё, как баба в пляске, бочком да бочком! Ты мне прямо скажи, чо ты от меня-то хошь?

— Не сумею я сам дом продать.

— Дык ты хошь, чтобы я продал твой дом?

— Ага! — обрадовался Слёзушкин.

Родственник зло сплюнул в сторону.

— Тьфу ты, чёрт! Так бы сразу и сказал, а то жуёшь язык стоишь тут.

Псина, видимо решив, что положенное время как охранник отстоял, прогромыхал цепью в конуру.

Слёзушкину стало чуть спокойнее.

— А иде ваша халупа стоит?

— По Крещенской улице, от Заячьего переулка третий дом по левой стороне, как от управы идти.

— Место хорошее, — кивнул головой родственник.

— Да, — согласился Слёзушкин.

— И скоко ты за иво хошь?

А вот этот вопрос Слёзушкины почему-то упустили обсудить. И сейчас он испугался — а ну как прогадает? И вместо ответа он пожал плечами.

Родственник кхыкнул.

— Яков Афанасьевич! — взмолился Слёзушкин, подумав, что тот собирается отказаться. — Подсобите ради Христа! Нам край как в село надобно съехать скорей.

Родственник посмотрел на него удивлённо.

— В село?

— Ага.

— В зиму?

Слёзушкин тяжело вздохнул.

— Однако! Ну, да дело ваше. А с домом подсоблю. Завтра подойду, гляну. Опосля будем решать. Но имей в виду — задарма ноги в грязи марать мне не с руки.

У Слёзушкина как камень с души свалился. Он счастливо улыбнулся.

— О том и речи нет, Яков Афанасьевич, отблагодарим по всем статьям!

— Свои благодарности ты вплети кобыле в хвост, а мой процент со сделки обговорим как дом огляжу.

— Как вам будет угодно, Яков Афанасьевич. Только ишо один вопрос. — Слёзушкин осмелел. — Лошадёнку с повозкой барахлишко перевезти дадите?

Родственник удивился:

— Экий ты прыткий! — И, отворив ворота, хлопнул его по плечу. — Ступай, завтра помаракуем.

Несмотря на всю грубость и неприветливость родственника, исходом дела Слёзушкин всё же остался доволен. Значит, в ближайшие дни они с Ксенией Степановной, покинут этот, в сущности, хороший, но в последнее время сошедший с ума городок. Теперь только надо определиться, в какое село перебираться. Это вопрос тоже нелёгкий. Но и его, думал Слёзушкин, можно будет решить с помощью всё того же Якова Афанасьевича. Ведь он занимается извозом, бывает во всех сёлах и деревнях уезда, а значит должен знать, в каком селе и какая жизнь. В бедное-то село съезжать ни к чему, с голоду помрёшь. Надо бы в такое, чтобы народ там был зажиточный и спокойствие царило.

Из переулка наперерез задумавшемуся Слёзушкину вышел бывший пристав Строев.

— Господин доктор!

От неожиданности Слёзушкин подпрыгнул. Строев улыбнулся ему как доброму старому знакомому.

— Далеко путь держите?

— Домой поторапливаюсь, — ответил Слёзушкин.

— А я вот, — приосанившись и расправив пальцем лихо закрученные усы, гордо произнёс Строев, — вновь при должности. В думу после полудня приглашали, просили встать на должность пристава. Того-то пристава, сказывают, вместе с помощником красные расстреляли. А порядок блюсти надо. Вот сейчас иду на место совершения убийства! Обследовать буду да дознание начну вести. Зверское, сказывают, ограбление было, пока мы с вами в подвале морозились. Купца Крохина убили, а благоверную его так перепугали, што паралич хватил!