Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– Послушайте, мадам, немедленно прекратите плакать и позовите к телефону моих людей.

Плачь в трубке неожиданно прервался и в разговор вмешался сосед Елизаветы, из квартиры которого она звонила:

– Алло, начальник, – встревожено сказал он, – охрана ваша внизу перебита, а у Шварцев происходит нечто странное, никто не кричит, но там явно чужие люди.

«Вот оно настоящее дело!» – вспыхнуло в голове Кадишмана.

– Ничего не предпринимать, – властно скомандовал он, – полиция прибудет с минуты на минуту!

В дежурный магазин на А́ленби в этот вечер он не попал, но ему удалось по дороге позвонить Берте и предупредить, что сегодня он будет поздно. Цветы супруге придется купить завтра, огромный букет белых роз, чтобы знала о его безмерной любви и нежности к ней.

– Экая все же ты сволочь, Вася! – сказал Цион, возмущенный грубым эгоизмом друга, который, не считаясь с обстоятельствами и мнением окружающих, делал всегда то, что считал для себя важным, – так-то ты платишь за мое к тебе доброе расположение, нам нужно отчаливать отсюда, ты понимаешь?

– Я расположен к тебе не меньше, Ципа, – искренне отвечал Василий, – я все хорошо понимаю, но это ничего не меняет. Герцогиня будет моей!

В глубине души Цион все еще надеялся убедить Васю, но безумный блеск в глазах товарища и то пренебрежительное презрение, с которым он смотрел на возможных соперников, говорило о том, что никакие силы на свете не заставят его изменить свое решение.

С арены поспешно унесли носилки с очередным инвалидом или трупом неудачливого рыцаря. Молчаливые слуги, одетые в зеленую униформу, бесшумно подбирали обломки копий и тяжелые медные щиты, не уберегшие соискателей дамского внимания от бесславного поражения. Бурно обсуждая перипетии рыцарских схваток, зрители выражали неудовольствие бойцами и не ждали от турнира ничего хорошего. Лучшие бойцы уже выбыли из игры, а те, кому предстояло сражаться, были безвестны и вряд ли смыслят что-либо в истинной рубке.

Бойкий на язык паж, чувствуя разочарование толпы, оставил на время свой пост и направился в сторону друзей. Он знал, как добиться перелома в настроении знати и был уверен – в этом ему поможет Вася. Стоило ему перекинуться с маэстро парой слов, и он понял, кто нынче будет гвоздем программы.

Ходил паж как-то изломано, вызывающе вихляя задом и это наводило на мысль о его причастности к жрецам однополой любви.

– Высокочтимый сэр, – звонко сказал юноша, обращаясь к Васе с такой напыщенной торжественностью, что даже пряжки на его туфлях гордо встопорщились, – ваш выход, намерены ли вы объявить народу даму своего сердца?

– Назови мне имя вон той красотки, – небрежно сказал Вася, показывая глазами на гордую блондинку.

– Какой? – сказал паж, манерничая, словно кокотка, которой сделали удачный комплимент.

– Она сидит рядом с королевой.

– С бриллиантовой диадемой? это герцогиня де Блюм, кузина ее величества. Первая красавица Англии…

– Это я без тебя знаю, – оборвал Вася, – она моя дама, иди и объяви об этом народу!

Услышав неожиданное признание боксера, паж не на шутку встревожился. «Гвоздь программы» мог обернуться банальным скандалом, который может навредить его карьере. Ведь за все спросят с него – почему не был начеку и допустил к барьеру безродную чернь?

– Сударь, – бледнея, сказал он, – никто из рыцарей не смеет помянуть всуе имя бесценной госпожи моей…

– Резонно, – согласился Василий, – это должен делать только Я!

Паж побледнел еще более. «Черт бы побрал этого задиристого господина с его дерзкими заявами»

– Сударь, – повторил он, взывая к благоразумию маэстро, – вот уж несколько лет ее благосклонности добивается гроза всех рыцарей Европы, герой первого крестового похода, могучий герцог Балкруа второй из Тулуза.

– Что ж, – невозмутимо сказал Вася, – отныне и впредь он будет третьим.

– Почему третьим? – недоумевал паж. Странные силлогизмы Василия не поддавались его логике.

– Потому что третий лишний! – последовал жесткий ответ маэстро, но паж снова не понял юмора:

– Всех поклонников моей несравненной госпожи их сиятельство герцог благополучно отправил к праотцам. – Заявил он с пугливым выражением лица.

– Отлично! – весело отозвался Вася, – настала его очередь составить им компанию.

Циона при этих словах охватила нервная дрожь. Он видел, что маркиза понесло, и сделал отчаянную попытку остановить его:

– Это тебе не перчатками на ринге размахивать, паря, – тихо, сказал он, – герцог мигом свернет тебе шею и будет абсолютно прав.

– Не боись, Маня, – беспечно сказал Василий, – я Дубровский.

– Так вы Дубровский или Хаимов? – озабоченно спросил паж. Он не мог взять в толк, откуда взялся этот грубиян и как следует вести себя с ним.

– Может вы по ошибке попали на турнир, сэр, и вам лучше уйти отсюда, пока еще не поздно.

– Не твое дело, козел! – жестко пресек его Вася, – делай, что говорят!

– А что, чувак, действительно он так крепко бьется, этот Балкруа? – полюбопытствовал Цион, встревоженный информацией женоподобного пажа.

– Обычно их сиятельство не пользуется копьем, – заикаясь, сказал паж, – предпочитая этому легковесному орудию тяжелый походный топор.

Услышав про топор, Василий рассмеялся:

– Скажи герцогу, – велел он мальчику, – что топор этот я воткну ему в жопу!

– Бог с вами, сэр, – в страхе отпрянул паж, – в топорной атаке герцог не имеет себе равных…

– Ты слышал, что я сказал, До́дик? – в гневе вскричал Василий.

– Да, ваша честь, слышал.

– Иди и выполняй.

Додик послушно повернулся на дрожащих ногах и через минуту друзья увидели его тощую фигурку на деревянном постаменте, служащим ему информаторской будкой. Еще секунду он колебался, слова, которые он произнесет сейчас, могут стоить ему места, а то и головы. Разумно ли рисковать ради какого-то распустившего перья безвестного и хвастливого рыцаря? Но предчувствие говорило ему, что ставку надо делать именно на Васю. В глубине души он знал и чувствовал это с первых секунд встречи с этим странным невежей: именно это мгновение и этот бой будут воспеты позже поэтами и менестрелями, ибо на арене предстоит самый героический поединок эпохи. Только бы голос не сорвался – вот он звездный час славы, о котором мечтает каждый честолюбивый юноша.

Паж набрал полную грудь воздуха и над ристалищем гордой птицей взвился его звонкий тенор:

– Маркиз Василий де Хаи́мов – дама сердца герцогиня де Блюм, вызывает на бой герцога Балкруа-второго из Тулуза – дама сердца герцогиня де Блюм!

Гул неподдельного изумления пронесся по зрительским рядам. Несколько человек, словно ужаленные повскакивали с мест, полагая, что безумный паж сошел с ума, ведь он немедленно, в сию минуту будет разрублен на части свирепым рыцарем из Тулуза. Все взоры были обращены на герцога Балкруа, и он воспринял это как призыв к убийству.