Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

Все время быстро сменявшихся поединков Цион открыто томился от скуки, разглядывая выходные туалеты дам и железно-тупо-угловатую пропорциональность мужских костюмов. «Сколько металла даром изводят» – сокрушался он. Пока он скучал, усыпляемый монотонным однообразием поединков и неучтиво, кругом были дамы, предавался жестокой зевоте, его товарищ не отрывал страстного взора от своей избранницы. Циону удалось разглядеть ее: это была юная особа лет восемнадцати, блондинка с голубыми глазами и милым личиком, на котором застыло выражение холодного высокомерия. Цион видел, как, поймав на себе дерзкий взгляд маркиза, она равнодушно прошлась по нему, выискивая в толпе рыцарей своего именитого поклонника.

Дамы вокруг улыбались даже Циону, хотя на фоне железных гигантов, бездумно пронзающих друг друга длинными копьями, он выглядел жалким оловянным солдатиком. Ему улыбались, несмотря на его неучтивую зевоту, расценивая, очевидно, его интерес к их пышным нарядам, как знаки особого расположения.

Очаровательная брюнетка с тонкой муаровой накидкой, выделившая Заярконского из серой вереницы рыцарей, оглядела Васю словно пень, внезапно выросший под ногами. Цион злорадно подумал, как должен чувствовать себя Василий, гордившийся своей неотразимой внешностью и, снискавший в Тель-Авиве почетную кличку Маэстро в знак своих побед на романтическом поприще.

– По моему, Вася, тебе здесь нечего ловить, – ехидно подначил он друга.

– Не боись, Маша, я Дубровский – уверенно сказал Василий! Это была его любимая присказка, с которой он, обыкновенно, начинал очередную любовную интригу. Цион давно понял, что маэстро прибыл сюда не только дам разглядывать и, зная непреклонную решимость напарника, боялся, как бы тот не наломал дров.

«Я должен образумить его» – решил он про себя и деликатно приступил к делу:

– Вася, – начал поэт издалека, зная вспыльчивый нрав бывшего боксера, – мы полностью исчерпали лимит, и пора возвращаться домой, дружище…

– Исключено, – категорически отрезал маэстро, – я не уеду отсюда, пока не овладею герцогиней!

Сумбурное сообщение Елизаветы Шварц принял лейтенант Кадишман. По манере рыдать театрально он сразу признал знакомую психопатку с улицы Жаботинского. Оскорбительный оттенок прозвище для этой дамы приняло после постыдного унижения испытанного им в кабинете босса.

Как всегда, очередной разнос озабоченного любовными похождениями шефа, расстроил Кадишмана, но он привык к постоянным неудачам на работе и был рад тому, что дома ему сегодня воздастся сторицей.

Это был второй брак лейтенанта. Первое супружество не удалось и знаменовало собой черную полосу жизни, которая принесла ему немало страданий: он бросил учебу в университете, похоронил старых родителей, переехал из провинции в центр, долго не мог найти занятие по душе и, проучившись два года в полицейской школе, был принят в подразделение по борьбе с террором. На это время приходится его непродолжительный брак с Розалиндой Блюменталь. Постоянные скандалы с женой отразились на его карьере. Он был невнимателен на службе, которая требовала сосредоточенности и вскоре его перевели из престижного подразделения в административный отдел, где он ос ел в качестве рядового инспектора.

По роду своей новой должности он снимал скучные показания неадекватных граждан, регистрировал жалобы истеричных дамочек, формировал папки, которые вскоре отправляли в пыльный архив и мечтал о том дне, когда сможет доказать всему Управлению, что способен вести оперативную работу. Когда его спрашивали, почему Роза ушла от него в самый трудный период его жизни, он грустно вздыхал и связывал свое объяснение бесплодием жены и ее нежеланием усыновить ребенка, которого они могли взять из сиротского приюта.

На самом деле главной причиной разрыва с Розой стало то, что он постоянно докучал ей своей глупой ревностью и мелкими придирками, и она не захотела с этим мириться. По сути, он отыгрывался на ней за неудачи и унижения, которые терпел на службе. Своим постоянным нытьем он добился того, что она сделала то, в чем он давно уже подозревал ее – завела на стороне любовный роман и ушла к другому более удачливому мужчине.

Вторую жену – Берту Кадишман любил, так же, впрочем, как и первую, но теперь, наученный горьким опытом, воздерживался от сцен ревности и вечных придирок по поводу того, что она не может вести хозяйство так, как это делала его экономная мать. То, что первая жена ушла от него, к преуспевающему бизнесмену очень задело его самолюбие, и он замкнулся в себе. Но чуткая Берта сумела возродить в нем веру в свои силы и у него появилась цель – добиться перевода на оперативную работу. Ах, если бы счастье улыбнулось ему, и он смог бы показать себя начальству, распутав серьезное дело!

Супруги жили, душа в душу и утром, придя на работу, он с нетерпением ждал вечера, чтобы поднести ей букет белых роз, присовокупив к нему нежный чувственный поцелуй.

Как меняет человека возраст – в двадцать лет он приходил домой злой как черт и говорил Розе кучу гадостей, а в сорок боялся нечаянно обидеть Берту и ранить ее неосторожным словом.

У него не было родственников и друзей, вся жизнь его теперь сосредоточилась на любимой жене. Он не хотел снова остаться у разбитого корыта из-за того, что на службе его недооценивают.

Сегодня он не успеет купить ей цветы, потому что мадам Шварц приготовила ему еще одну занятную головоломку. Уже более часа телохранители, дежурившие у дома «психопатки» не выходили на связь и, отвечая на внезапный телефонный звонок, он был уверен, что это один из них – удосужился поднять задницу, чтобы доложить обстановку. Но к его удивлению это оказалась сама Елизавета. Зная за ней привычку, прибегать в разговоре к живописным художественным деталям он постарался выудить у нее главное.

– Перестаньте хныкать, женщина, – сказал он, – я приставил к вам охрану и с вами ничего не случится.

В душе, однако, он чувствовал, что произошло что-то непоправимое, поскольку в случае нужды ей было проще бежать вниз к телохранителям, а не донимать его звонками неведомо откуда.

– Случилось уже, – подтвердила она его худшие подозрения и зарыдала в голос.

– Отвечайте быстро и четко, – грозно потребовал лейтенант, – кто убивает, сколько их, чем они вооружены?

– Я не видела никого, – сказала Елизавета, всхлипывая – но я знаю, что это дедушка.

«Твой дедушка сидит у меня уже в печенке!» – хотел бы сказать ей Кадишман, но сдержал себя. Цветы для Берты он все еще успеет купить в дежурном магазине на А́ленби, а этой сумасшедшей истеричке нужно всего лишь спуститься к телохранителям у подъезда и они уймут неугомонного деда.