Саша Ино - Огонь Черных лилий

Он понял ее взгляд и твердо произнес:

— Ничего не бойся, никто тебя здесь не тронет. Я скажу больше, мой друг Эдо пока ничего не сообщил в управление, дал мне время подумать до завтрашнего утра. Видишь, он еще не самый плохой человек. Даже предупредил меня по галлографу о своей доброй подачке…

— Ты вернешься?

— Конечно, обязательно. Я же сказал, пока все не уладится, я тебя не брошу. Не думай, я своих решений не меняю.

— Спасибо…

— По сути, не за что. Я ничего еще не уладил. А ты хорошая девушка, жаль, что я не знал тебя раньше… Мы бы о многом поговорили.

Винсент вымученно улыбнулся.

Валентина ответила взаимностью. Было в этом человеке что-то особенное, что-то располагающее к себе и в тоже время сломленное, оставляющее горький привкус сожаления и печали. Взгляд на раненного льва оставляет точно такой же след.

03.03, год неизвестен, 20:00

Мраморный коридор, бордовые дорожки торжественных ковров, светильники в форме свечей. Все дышит помпезным праздником.

Сегодня заседание совета Пяти. Просто формальное торжество в честь начала новой государственности.

Все генералы должны выстроиться в шеренгу по направлению к Круглому Залу заседаний, чтобы отдать дань памяти дню Революции.

Что мы делаем?

Имитируем солдат, встречающих 5 победных армий революции.

Я стою в широком кулуаре возле самых дверей Круглого зала. Благодаря либеральности Эдо, о моем проступке никто еще ничего не знает, поэтому мне отвели почетную роль быть ближе всех к сакральному месту.

Какая честь!

Кругом одни холенные и важные от своей замечательности генералы. Все они, как истинные сыны революции, блестят лоском парадных форм.

А я, как обычно, забыл привести ее в порядок. Черт…

Мятая синяя ткань, немного облезлая серебреная окантовка рукавов и воротника придают форме потрепанный вид.

Ну и ладно…

Наплевать.

Все, натянув свои лучшие, а поэтому неестественные, улыбки, с нетерпением ждут появления великого совета Пяти. Они пройдут под наше звонкое «ура» и засядут на всю ночь. Почти… То есть для всех на всю ночь, но я-то знаю, наши лидеры разбегутся по домам через какой-нибудь час, выскользнув из потаенного хода.

Сколько раз Ясмин так поступал, стремясь ко мне.

Ясмин…

Я нервничаю, мне передается всеобщая праздничная тревога. Скоро мой главнокомандующий появится… В торжественном великолепии помещений он всегда смотрится гармонично.

Почему я так дрожу?

Я скоро увижу Ясмина, и мне придется посмотреть ему в глаза.

Что я ему скажу? Прости, Ясмин, я тебя подвел…

Нет. Но это правда.

Я такой идиот, но я не мог поступить иначе. Ясмин, возможно, потом ты от меня отвернешься, возможно, ты потратишь кучу сил и времени, чтобы отмазать меня, но я не сожалею. Девушка заслуживала снисхождения и сочувствия.

Ясмин, мой угрюмый любовник, берущий все, что пожелаешь без церемоний и разрешений. Откуда тебе знать, что такое быть жертвой?

Слышу протяжное «ура».

Значит, первый главнокомандующий появился.

Быстро…

Он стремительно приближается. Вокруг взрываются грудные клетки в бурном приветствии.

Цербер невозмутим и как всегда пренебрежителен.

Хорошо очерченные скулы, черные раскосые глаза, красные, поднятые кверху языками пламени, волосы — слишком яркое пятно на белой парадной форме, слишком пошло смотрится золото окантовки рядом с кучей орденов, которые начальник полиции сам себе выдал…

Все приветствуют великого человека.

Я молчу и усмехаюсь.

Из лидера банды в первые лица страны… Не слишком ли?

Думаю, нет… Мы все здесь облезлая чернь с грязных улиц. Только не каждый называет себя эталоном.

Я кривлю губы в сарказме.

Он ловит мою иронию за хвост и отвечает презрительным уколом черных хищных глаз.

Мы недолюбливали друг друга еще со времен великих походов на вторую столицу.

Что будет, когда они все узнают о Валентине? Ставлю 100 тугриков, что Цербер ни за что не простит мне сегодняшней проделки.

Его меч падет на мою голову.

Печально… Иронизирую.

Цербер скрывается за золотой дверью Круглого зала.

Снова салют из многоголосного «Ура!».

Шаги, столь знакомые…

Ясмин.

Мое сердце бешено стучит.

Наконец, я вижу его. Он самый высокий и самый статный из всей пятерки лидеров. И, конечно же, самый красивый. Я должен радоваться, вроде как. Мой любовник первый среди равных… Мне типа повезло…

Ясмин… В отличие от Цербера ему идут бело-золотые одежды, гармонирующие с его серебряными волосами, связанными у самых кончиков золотой кружевной лентой. Длинный белый плащ, надетый в честь знаменательной даты, похож на крылья ангела. Суровый он ангел. Небесный воин, без страха и упрека карающий недостойных входа в рай.

Ясмин…

В моей груди нет воздуха, чтобы закричать «ура», но волна воодушевления все же пробегает по моему телу.

Как давно мы воевали вместе?

Я хочу снова повторить тот азарт, то сумасшествие и отчаянность, с которой мы бросались в бой.

Ясмин, холодное сокровище, невозмутимый палач… Его взгляд как сталь, его лицо, как маска. Мне хочется присягнуть на верность своему главнокомандующему. Я снова простой солдат…

Он смотрит на меня.

Я тоже не отвожу глаз.

Если Цербер — карающий меч, то Ясмин мой щит.

Он проходит мимо, отдавая мне в нос терпким ароматом кофейного парфюма.

Я знаю, ты специально для меня оставил на себе жаркий запах зерен… Ты хотел мне напомнить прошлую ночь.

По моему телу разливается жар, а сердце сжимается от боли. Какое странное, пьянящее сочетание ненависти и обожания, унижения и возвеличивания. Мне не выстоять… Ясмин, убей меня, иначе я сойду с ума в твоей ледяной пустоте… Ты питаешься мной, а я сгораю дотла…

Выдох…

Контроль.

Я в норме.

Очнулся.

Как раз вовремя.

Мимо меня проходит одноглазый «Опиум», сжимающий трубку в руке. Его кличка уходит корнями в начинку этой самой трубки. Говорят, с потерей глаза Опиум испытывал дикие боли, вот и пристрастился к дурманящей отраве.

Что ж… У всех героев свои грехи…

Однако Опиум действительно отличный воин. Сколько раз его армия крошила бронебойную защиту правительственных войск, спасая всех нас и наше общее дело от неминуемой гибели!

Длинные черные волосы распущены, оскал одурманенного волка, солнцеворот на глазной повязке… Опиум тлеет неистовством в белых торжественных одеждах.

Я ору «Ура!». Мне нравится!

Когда проходит «Император» я храню молчание. Он самый старший из пяти вождей, и самый нетерпимый к Ясмину… Личная вражда, личные обиды, личная зависть. Все, что я могу сказать об Императоре хорошее — он шатен, он без видимых уродств, он носит тонкие усы, скрывающие шрам над губой, все плохое — он похож на пингвина.