Саша Ино - Огонь Черных лилий

Прохожу по городу к нашему с Винсентом любимому месту, ставшему его последним пристанищем… маяком, с которого в бешеных порывах ветра развеивался пепел света огненных крыльев Феникса. Навесной ресторан… Кажется, «Город Мечты», какое глупое и человеческое название. Ничего эстетичного и звучного.

Люди оглядываются мне в след, издавая возгласы удивления и шока. Конечно, эти пустые мешки с мясом не поймут меня… И им странно видеть главнокомандующего всего в ранах, в замызганной окровавленной форме, со спутанными волосами и с жалким обрубком вместо левой руки. Я признаю, сейчас в моем образе нет никакой дворянской утонченности, к которой я всегда тяготел.

Но разве не так должен выглядеть воин, идущий на смерть?

Я поднимаюсь на открытую площадку, где сейчас полно народа: романтических парочек, торгашей за обсуждением важных по их меркам дел, и просто праздных богатеев, успевших урвать кусок со щедрого стола революции.

Винсенте… Мы любили здесь сидеть часами и смотреть на город. Вернее я любил, а мой мальчик всегда выглядел здесь печальным. Наверное, на самом верху, на самой высшей точки виднее все уродство и примитивность рода людского и его творений.

Люди начинают на меня оборачиваться, роняя вилки и выплевывая еду.

Я испортил аппетит ценой в сто тугриков. Как, должно быть, жаль напыщенным кавалерам, выгуливающим своих дам и рассчитывающих за пару золотых монеток получить божественный секс, а если получится и душу, ощутив себя героями.

Как смешно.

Я ухмыляюсь.

Глаза людей источают заинтересованную жалость. Я встаю на парапет. Вот отсюда я развеял по свету своего мальчика.

Скрипки поют свою заунывную песнь. Мне совсем не страшно.

Я возбуждаюсь от одной мысли, что мы с Винсентом будем рядом. Остался один шаг, и я прикоснусь к своей вечно ускользающей любви. Но теперь мы вместе навсегда.

Люди что-то кричат и тревожатся.

Бросьте.

Если я сейчас прыгну, вам будет что рассказать своим внукам, а им своим, как главное достижение их никчемной жизни. Поэтому… Смотрите, как падают звезды, смотрите и аплодируйте!

Винсент, я иду к тебе. Ты ждешь меня?

Я хочу, я жажду встречи. Но почему в тревожном воздухе моей смерти я вижу твой бледный призрак, то смотрящий злорадно, то закатывающийся смехом?

Не отвергай меня мой мальчик, моя единственная любовь, моя больная надежда.

На горизонте начинает плавиться ночь, предвещая восход нового дня.

Нет, я хочу умереть пока звезды… мои холодные братья.

И я кричу, сталкивая слова с горизонтом:

— Дикий, бушующий ветер, подхвати мое тело и унеси туда, где ты спрятал Винсента! Я хочу быть с ним!

Винсент, любовь моя, бери меня всего!

Шаг.

Скорость.

Земля несется навстречу сотнями пульсирующих огней.

А потом…

Бездна.

Тишина…

остановка

Опиум вошел в кабинет, где проходило собрание совета Пяти. Выглядел он несколько удрученным, но жалкий вид Цербера, заставил его приободриться.

Кто-то же должен был сохранить самообладание!

Цербер сидел за столом, обхватив голову руками. Его правый глаз нервно дергался, а под столом прятался зеленый пластиковый тазик.

Опиум присвистнул.

— Пил?

Цербер потряс головой с всклокоченными красными волосами и осмотрел коллегу блуждающим взглядом. Его черный длинный пиджак казался несвежим и помятым, что выдавала бессонную и беспокойную нервами ночь.

Опиум поежился, но предпочел занять привычное место по правую руку от Цербера. Он, как ни в чем не бывало, развалился в кресле и выставил в проход серебреную палку с драконом на набалдашнике.

— Почему ты не в белом френче? — решил начать издалека Опиум.

— Аргос, какой смысл носить отличительные знаки того, чего больше не существует… — прохрипел сорванным голосом Цербер и помотал головой.

— Ну, я же надел белую накидку… — Опиум спешно запахнул белый френч, закрывая родную сиреневую форму.

— Совет Пяти распался… — тихо произнес Цербер, его щека дернулась, — Ты знаешь, что сейчас начнется? Что уже началось…

— Да. Я знаю…

— И нет легендарного трио, просто нет, — Цербер протер глаза, — Ты веришь в это?

— Вполне. Я вчера был на кремации Эдо, блин, в 6 часов утра дернули… Я не выспался…

— А я выспался? — заорал Цербер, вскакивая, — Я потерял вчера все свои передовые отряды, а днем ранее загнулись «12 Ангелов смерти». Как я смогу оправдать всю эту кровь? Что мне врать их родителям!?

— Не знаю. Может, скажешь правду, — Опиум отстраненно пожал плечами.

— Дерьмо, — провыл Цербер и снова упал в кресло, — Легендарное трио. Кем они были?

— Смею заверить людьми…

— Как же! Один носится и прыгает с дыркой в башке, попутно укатывая лучший отряд моего подразделения, второй устраивает прилюдно самоубийство и… — Цербер запинается, — А Эдо вообще должен был умереть лет десять назад, такие долго не задерживаются на земле. А он еще умудрялся жить на полную катушку…

— Они были чуть больше, чем люди… Уникумы, над которыми природа не властна, — поправляется Опиум.

— Да уж, но теперь их нет. А это значит, символы нашей победы испарились, как и она сама. Как наш совет… Как Черные Лилии.

— Хватит нагнетать, — Опиум затягивается, блестя золотом трубки, — Еще пока не испарились. На грани, но…

— Открой глаза! То есть… Глаз! — Цербер стукает по столу трясущимися руками, — Игла и Император нас обыграют, им все карты на руки. И где тело Ясона?

— Я не успел… — Опиум потирает переносицу, — Как бы его забрали ребята из информационного.

— Нафига отделу информации трупы!!!! — орет Цербер.

— Трупы им не нужны. Цербер, у тебя тазик полный? Поделись, а?

— Чего? — Цербер вздрагивает и с удивлением смотрит на сотоварища.

— Меня сейчас от всей ситуации блеванет. Уж извини за подробности.

— Чего???

— Забей.

Звук шагов в коридоре перебивает диалог. Цербер мгновенно вытягивается по струнке ипринимает деловито-презрительную позу. Он предчувствовал новый аккорд их мрачной баллады. В кабинет входят Игла и Император, оба довольные и в своих цветах. Игла в синем длинном пиджаке, а Император, игнорируя необходимый белый френч, в зеленом костюме.

— Смотрю всем, кроме Опиума, ясно, что с сегодняшнего дня многое поменялось, — начинает Игла, садясь и деловито поправляя очки.

— Все же, Цербер, дай мне свой девайс. Я не могу на них смотреть, — Опиум морщится.

— Не можешь, вставай и уходи, — кидает Император, преисполненный величием.

— Я хотел спросить, что значить вот это? — Цербер швыряет в лицо Игле включенный галлограф с утренними газетами.

— А что? — издевательски не понимает тот.

— П-почему там написано, что Ясмин погиб, сражаясь с моим отделом?? Что он был загнан на крышу и предпочел умереть, нежели сдаваться в руки кровожадного узурпатора!?