Саша Ино - Огонь Черных лилий

Она иностранка — платье заграничного кроя, дорогие духи, спокойные черты лица, столь несвойственные местному населению, привыкшему к постоянным войнам.

Аура вокруг незнакомки трепещет нотками сладкой ностальгии. Все шепчет одно, — наконец, женщина вернулась туда, где после длительных бушующих гроз, наступило долгожданное затишье.

Сейчас в стране действительно царило относительное спокойствие, уставшие от войны люди, наплевали на все и предпочли плохой мир, бурным конфликтам.

А пять лет назад все начиналось стремительно.

Сначала схлестнулись главнокомандующие. Они вели бой на всех направлениях, уничтожая друг друга и заставляя страдать свой народ. Потом Цербер и Опиум проводили рекрутские наборы, снижая до максимума возрастные рамки призывников, а Игла и Император устраивали бунты за «справедливость», ведомую только им. Страна раскололась на два, а то и больше лагеря, обжигая один народ как глину пламенем ненависти.

Общественная мораль не поддержала Цербера, обвинив в развале империи Черных Лилий. Опальный лидер ушел в оппозицию, сделав свою ставку в родном «городе-помоине» Сиракузы-1553, к нему примкнули все профессиональные вояки, скучающие по жесткости руководства, и разномастный сброд, желающий выбиться в люди.

Игла и Император сначала работали сообща, успешно давя бунтующих коллег, но потом между ними пробежала черная кошка. Они начали постоянно ссориться и делить власть. В какой-то момент, Император убил Иглу, точнее в сердцах приложил его ножкой стула по голове. Не обладая силой выживания Винсента, выносливостью Эдо и несокрушимостью Ясмина, бедный бывший главнокомандующий информационного отдела на месте отдал богу душу.

И был таков.

Сам Император не располагал должным умом и сообразительностью, поэтому стал совершать ошибки и стратегические просчеты. В итоге, через полгода, войска Цербера стояли у самых подступов к городу. И тут случилось невероятное, исчез Опиум.

Никто не знал, где он.

Но для народа это стало последнее каплей, людское терпение кончилось. Однако вожди не придали особенного значения общественным настроениям и продолжили свое священное противостояние.

В конечном итоге, Император и Цербер остались наедине друг с другом и своей разрушающей ненавистью. Их солдаты настолько устали умирать, настолько наелись душного пороху, что не помогали даже расстрельные приказы, они не хотели воевать. Армии таяли на глазах.

Главное сражение гражданской войны заключалось в том, что остатки армии Цербера добивали остатки армии Императора. Сам Император, предчувствуя проигрыш, решил застрелиться, но его опередил какой-то рядовой, по ошибке принявший потрепанного главнокомандующего за мародера и забивший его до смерти прикладом.

Когда Цербер сел на долгожданный «престол» его оставила армия. Просто перестала подчиняться. Начался пофигестичный апокалипсис власти последнего из пяти лидеров Черных Лилий. Церберу пришлось бежать. Но даже на чужбине он не утратил жажды вернуть утраченную мечту. Писал статьи и призывал народ к бою, пытался находить сторонников и устраивать акции протеста. В общем, он надоел всем. И надоедал бы так дальше, если б неожиданно у него не остановилось сердце… Да, так бывает, смерть не делает исключений ни для бродяги, ни для великого героя революции. Опиум был прав, его товарищ слишком много и часто нервничал.

В самой твердыне Черных Лилий, народ решил вернуть старую власть и отыскал десятого потомка последнего правителя, ошалевшего от упавшей на него благодати. Поскольку потомок ничего не мог, кроме мытья электромобилей, он не особо охотно правил страной, отдав все на откуп народившейся бизнес-прослойке. В городе поднялись флаги сделок, денег и вседозволенности.

Народ отдыхал от жестких рамок, убрав все законы и ограничения. Мир стал радужным и еще более пустым.

В тот самый момент объявился потерянный Опиум. Открыл свою лавку по росписи глиняных горшков, обозвав незамысловатым именем «Фарадашка». Сначала, его хотели судить, но, увидев безразличного ко всему чудака, довольствующегося курением опия и росписью горшков, оставили в покое. Чиновники рассудили, что народ любит блаженных, и люди не простят крови бедного раскаявшегося человека.

Не всем современникам Опиума так крупно повезло.

Большая половина генералов попали в тюрьмы или были по тихому незаметно расстреляны.

Что касается Винсента Тиаро, Ясмина Иоганте и Эдо Гарака, то с ними случилась полная неразбериха. Новая власть никак не могла понять, кем их считать. С одной стороны, они сотворили революцию, признанную проклятием и преступлением века, с другой они явно пострадали от режима, а значит, сражались против него. В итоге, всем было проще объявить их опомнившимися сыновьями своего отечества, рискнувших бросить вызов системе. Почести и мемориалы сохранили, бедного Ясмина было решено оставить, как символ. Но все же, после слухов о том, что по ночам в мавзолее главнокомандующий просыпается и ползает за сторожами, моля убить и отправить к «его драгоценному мальчику», его наконец-то отключили от аппаратов и захоронили подле давно мертвых друзей. Точнее подле Эдо, так как могила Винсента носила скорее символический характер и была пустой. Про такой интересный момент, как связь Ясмина и Винсента, все предпочли забыть, заменив на неопределенное, а значит постоянное, время слово «любовь» понятием «крепкая мужская дружба».

На этом и порешили.

Великой и легендарной тройке оказали честь — их оставили в покое и не ворошили прах бесцеремонностью слов и грубостью интереса.

К темнокожей женщине подошла высокая шатенка, держа за руку небольшую девочку лет десяти в пышном черно-белом платье с многочисленными бантиками и тесемками.

Девочка обводит кладбище скучающим взглядом холодных серых глаз. Она кажется флегматичной и слегка уставшей от жизни, несмотря на юный возраст и то, что ее белокурые волосы игриво переливаются на солнце, идя вразрез с образом обладательницы.

— Вы знали их? — спросила шатенка.

— Да, мне повезло, — ответила негритянка.

— Однако… — женщина улыбнулась, — Сейчас нечасто можно такое услышать. О них предпочитают тактично молчать. Власть так и не определилась враги они или герои.

— Мне достаточно того, что они сделали для меня.

— Хорошее или плохое?

— Сразу не скажешь!

— Мааам! Смотри, какой цветочек я нашел!!! — неожиданно раздался звонкий и веселый голос. Из-за соседней могильной плиты выбежал ребенок, мальчик лет пяти с ослепительным синим цветком в руках.

Он был подвижным нетерпеливым ребенком, совсем непохожим на мать, его волосы лежали черным шелком, а кожа была лишь чуть смуглой. Но по-настоящему мальчика выделял пронзительный и чуть лукавый взгляд, почти взрослых глаз.