Саша Ино - Огонь Черных лилий

— Там так написано? — Игла выпучивает глаза, — Честно, Карме, не знал.

— Честность и ты, Сарг, рядом не стояли, — буркнул Опиум.

— У наркоманов забыл спросить, — подмигивает ему Игла.

— Можешь не трудиться объяснять, — кривит рот Цербер, — Мне лично все понятно, решил развязать информационную войну? Да?

— А что там надо было написать? Что Ясмин решил отомстить за своего любовника и прикончил Эдо, который в свою очередь виновен в смерти Винсента, который вроде как погиб в аварии, но на самом деле увел цыпку из-под носа твоего отряда, который к нему наведался с последствиями. Так?

— Мы же…

— Ты, Цербер, всегда был только «ты»! — включается Император.

Игла цыкает. Он перехватывает словесную эстафету:

— Нет, мы могли написать правду. Но тогда, кем бы выглядела легендарная тройка? Да и мы тоже? Причем, я тебе напомню, похоронить Винсента как героя решил ты. Я не стал отступать от плана. Ясмин идет против твоих законов и гибнет, защищая память «друга». Эдо пытается снова возглавить карательный отряд, предав товарищей из-за тебя, но что-то происходит и он поддерживает Ясмина, погибая от огнеметов. И заметь, никаких намеков на голубую дружбу Винса и Ясмина, ничего про предательство Эдо. Герои! Ты решил, что они такие, вот пусть и остаются ими.

— Ты меня подставил… — губы у Цербера дрожат, его глаза полыхают ненавистью.

— Расслабься, ты и так во всем виноват. Слишком сильно хотел контролировать нашу общую собственность.

— Я только одного не могу понять, — начинает Опиум, затягиваясь и выпуская едкий дым в лицо Игле, — Сарг, чего ты добивался, выводя трио из игры? Власти в совете? Винсенту совет вообще был параллелен, Ясмину, по сути, тоже. А Эдо… Давай на чистоту, у вас с ним было больше общего, чем различного.

— И зачем эта эпопея с кассетами и старым плутом Саяном?! — орет Цербер.

— А это… — Игла задумчиво поправляет свои косицы, перетянутые золотыми резинками, — Я хотел показать вам ваших героев. Их ущербность и пошлость. Эдо, отдающий друга на смерть только за право сесть в совет безмолвной марионеткой Цербера. А ведь они с Винсентом через столько всего прошли… Как жестока судьба. Хорош герой!

— Судьба? — переспрашивает Опиум, — Сегодня ее имя Сарг.

— Тем более, — ухмыляется Игла, — Твои хваленые символы революции так легко повелись на мои провокации. Винсент, сама детская наивность, он сыграл блестяще, даже я так не загадывал. Прям, не верю, что это тот самый Феникс, который сжигал города и танцевал на лужах крови. А Ясмин… Ледяная глыба? Ум эпохи? О боже, какая глупость! Он как кабель на случке слепо бежал за Винсентом. Одно заветное имя и Ясмин уже не мог ничего анализировать…

— У всех великих людей есть свои пороки, — отозвался Опиум, с печальным видом слушающий монолог Иглы.

— Нет, это у простых людей есть пороки. А твое легендарное трио было кучкой неудачников, фанатичных и тупых, такие же как и ты, Опиум. Да, вы все — пережитки прошлого! Цербер, жри свою правду! Народ тебя разорвет, они винят только тебя. Ты убил их иконы, хотя в душе они были не больше чем ущербными калеками.

Цербер отвечает нервным подергиванием брови, кажется, он силится не кинуться на наглого коллегу.

— Куда ты тело Ясмина дел? — неожиданно вспомнил Цербер.

— Никуда никаких тел не девал, — Игла смеется, — А все же ловко я вас обвел вокруг пальца!

— Значит, ты даже не пытаешься скрыть своего прямого участия в интриге, своей вины в смерти наших товарищей? — тихо спросил Опиум, глядя из-под густых черных, как сама ночь прядей волос.

— А смысл? Вы и так все знаете, — хмыкнул Игла, — Но поделать ничего не можете. Вы растеряли свои позиции, и я вас обыграл. Цербер еще пытался трепыхаться, пошел на крайние меры: Эдо запустил в совет…

— С твоего согласия по умолчанию…

— Я не соглашался, я как умный человек промолчал.

— Как подлый…

— Опиум, не тебе меня судить. Мы все здесь не святые!

— Конечно, поэтому проигрывай достойно, — подмигнул Император.

Опиум засмеялся и неожиданно выбросил вперед руку с палкой, уперев железную морду дракона Игле в шею.

— Ты предал своих соратников, людей, которые совершили революцию и привели тебя к вершинам мира… Ты мне противен, никогда не любил ничтожеств.

— Поаккуратнее, ты сейчас в ударной позиции… — бросил Император, — Можешь и дальше гнуть пальцы, засыпаясь еще глубже вместе с этим неврастеником Кармелиусом, но я тебе не советую.

Игла, нервно сглотнув слюну, осторожно отстранил от себя палку.

— Вот видите, — начал он, — Вы чересчур невыдержанные, вспыльчивые ребята. Вы хороши для свершений, но непригодны для развивающегося, свободного мира. Вы заточены в своей страсти к войне и строевой дисциплине, а мир требует гибкости мышления. Я больше дипломат, а нынешнее время как раз для таких, как я. Поэтому подвиньтесь! Цербер, ты во всем сам виноват. Твоя отчаянная страсть все контролировать и быть везде первым сыграла с тобой злую шутку. Народ тебя не простит, особенно увидев мемориал Ясмина… Я бы сказал палату, где герой, восставший против деспотичного соратника, из последних сил борется за жизнь…

— Что? — глаз Цербера вспыхнули, — Ясмин жив?

— Черт, надо было сразу сказать, — Опиум покачал головой.

— Ну, я не могу поклясться, что он жив, — пожал плечами Игла.

— Учитывая его состояние, он, скорее всего растение, — ухмыльнулся Император, — Падение с большой высоты не оставило шансов. Даже его сверхсильное тело не выдержало, пришлось ампутировать нижние конечности, ну а сердце и легкие мы поддерживаем с помощью приборов. Естественно про «очнется» не может быть и речи, но народ пускай верит, нам глупые мечты и слепая вера только на руку.

— Зачем вам это надо? — раздраженно спросил Цербер, высвобождая шею из захвата тугого черного воротника. Он машинально схватил со стола простой карандаш и стал перебирать его пальцами, нервно мусоля в руках.

— Все просто, — Игла развел руками, — Мы создали мученика, ты, кстати, подал идейку. Сам подумай, какова будет степень восхищенного сочувствия народа, когда люди будут подходить к мавзолею, где подключенный к аппаратам и опутанный проводами, герой борется за жизнь. Он погиб от жестоких рук предателя, но сила воли и вера в революцию не позволяют ему сдаться вопреки всему! Звучит!

— У него же нет половины головы. Народ обкакается от страха, — фыркнул Опиум.

— Ну, подумаешь, тряпочкой прикроем, — буркнул Игла, — Не столь важно.

— Лучше сделаем гипсовую маску, белую под цвет его волос и как символ доброго начала, — едко произнес Император, — В любом случае, без разницы, как выставлять напоказ наш новый символ борьбы за справедливость. Народу нужна кукла, пусть играется.