Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

— Нисколечки я не оригинальна, — неожиданно просто произнесла Джесс. — И я закончу свои дни здесь, получая две тысячи долларов в год. В лучшем случае удачно выйду замуж.

— Это совсем неплохо. «Лучше видеть глазами, чем бродить душою, потому что это — также суета и томление духа». Это Экклесиаст, — прибавил он в ответ на удивленно приподнятые густые брови.

— Вы-то сами, похоже, не очень руководствуетесь этим советом, — сказала она.

— Увы! Совсем даже наоборот, — обезоруженно рассмеялся Билли. — В противном случае я бы давно уже попытался соблазнить вас.

И он опять очень спокойно окинул ее взглядом: длинные темные волосы, слегка повлажневшие на лбу под белой «индейской» повязкой, тоненькая белая шея, выступающие ключицы, острые груди, обтянутые тонким серым свитером — призывная и одновременно беззащитная, хрупкая плоть.

Вопреки ожиданию, она не покраснела, не смутилась и не перевела все в шутку.

— Я уже потеряла всякую надежду на это, — и она вздохнула так, как если бы произнесла перед этим: «Какая жалость, сегодня, кажется, опять пойдет дождь».

— Что же, выходит, я потерял столько времени, находясь в неведении? — тихо спросил он.

— Выходит.

Через несколько дней он подобрал Джесс на железнодорожной платформе близ Джонсборо, где она ждала его. Гостиница в Джонсборо, конечно, не была дворцом, но она превзошла ожидания Билли — он боялся, что она окажется чем-то средним между постоялым двором и меблированными комнатами в доме свиданий.

Льняные простыни, зеркала, мебель из ореха, новые ковровые дорожки, душ — весь набор приятно обрадовал его. Джесс вела себя очень естественно, словно она уже по крайней мере с десяток раз ложилась с ним в одну постель. Билли самому было трудно дать себе отчет в том, нравится ли ему такая простота в ее поведении, или нет. «После того, что я увидел, узнал, перечувствовал за все предыдущие годы, приключение с ней и не могло закончиться по-иному, и она сама не могла оказаться другой», — ирония была почти печальной. «Надо признаться, что мне все-таки немного не повезло в том, что я не оказался у нее первым. Честное слово, я этого заслуживал. Нет, пожалуй, мы этого заслуживали».

Когда они выходили из отеля на задний двор, Джессика взяла его за рукав.

— Эй, — спросила она, — ты почему такой грустный?

— Ничего подобного, — он улыбнулся обычной вежливой улыбкой — слишком обычной и удручающе вежливой для такой ситуации. — Ничего подобного, я в полном порядке. — Он накрыл своей ладонью ее ладонь, которую она держала на сгибе его локтя. — У нас все хорошо, просто день догорает.

Листья ясеней и платанов светились печальным светом на фоне пронзительно-синего неба.

Он открыл перед Джесс дверцу, помог ей сесть.

— Уезжая из Джонсборо, мы словно уезжаем из другого мира, — сказал Билли, когда они уже проехали железнодорожный вокзал.

— Удивительно, но я подумала о том же сейчас. У нас дома мы остаемся взрослыми детьми, даже несмотря на то, что у нас есть какое-то прошлое и существует много обязанностей. А здесь мы вроде бы ничем никому не обязаны и от всего свободны, но спокойней на душе не становится, не так ли?

— Наверное, так, — ответил он, немного подумав. — Но у нас все хорошо.

Он обнял ее за плечи свободной рукой, ощутив, насколько же эти плечи слабы и податливы. На какое — то время на него накатила волна щемящей жалости — больше к Джесс и немного к себе. «Все дело, наверное, в этих безлюдных полях и в этом потухающем небе».

Билли подвез ее к самому дому Фонтейнов. Она должна была сказать матери, что Уильям Коули подобрал ее за околицей, когда она возвращалась со станции узкоколейки.

Уже ноябрь подходил к середине, и Уэйд стал готовиться к выезду на охоту. Собственно, выезд должен был состояться из подворья Рэнсома, а до него от Тары было около шести миль. Раньше Уэйд добирался туда на повозке, запряженной мулом. Теперь же он достаточно неохотно согласился на предложение внука поехать туда на автомобиле. Вот уже несколько лет подряд он предлагал Уиллу Бентину взять его с собой, просто поприсутствовать, не охотиться, но старик все отказывался:

— Да нет, я своей деревяшкой все зверье за милю распугаю.

— Но раньше-то ты на этой деревяшке вон куда забредал и никого не распугивал.

— Э, раньше зверье было другое, не такое пуганное. И лес раньше подступал к самому крыльцу, с крыльца-то я и палил, — отшучивался Бентин. — А теперь все вокруг вырубили, до настоящего леса полдня добираться. Нет сейчас настоящей охоты, короче.

— Вот это уж ты зря, дядюшка Уилл. И оленей, и лис, и диких индюшек еще хватает.

— Ну, индюшек этих раньше собакам скармливали.

Уилл Бентин никогда не был настолько богат или настолько расточителен, чтобы скармливать мясо дикой индейки собакам, но эту фразу он всегда произносил, как решающий аргумент в споре с Уэйдом, доказывая, что природа вконец истощилась.

Они выехали, загрузив на заднее сиденье брезентовую палатку, съестные припасы на несколько дней для себя и обрезки от недавно забитой свиньи — для собак Рэнсома, две бутылки виски, ружья, порох, патроны, дробь и еще ворох разной мелочи.

Уэйд ворчал, что раньше в повозку он мог загрузить сколько угодно всякой всячины, а теперь из — за экономии места чем-то приходится пожертвовать, что-то останется.

— Дед, с этим все в порядке, — смеялся Билли, — двадцать раз смогу вернуться в Тару, если мы что-то забудем или что-то нам неожиданно понадобится там.

— Какая же это будет охота? — досадливо морщился Уэйд. — С таким же успехом можно охотиться на своих уток.

В тот день небо затянуло пологом туч, настолько тяжелых и густых, что из них, казалось, можно было дождаться заряда снега, столь редкого в этих краях и в январе. Но тучи стали сеять мелкий, словно пыль, холодный дождик.

— Лучшей погоды для оленьей охоты и не придумаешь, — удовлетворенно покряхтывал Уэйд.

Уилл, женщины, нянюшка Люти высыпали на крыльцо посмотреть на их отъезд. Уэйд только досадливо махнул рукой:

— Обычное дело, что нас провожать.

Сначала автомобиль бодро мчался по мощеной гравием дороге, ведущей в Джонсборо, но потом Уэйд велел свернуть на проселочную, ведущую на вершину поросшего кустарником холма. Едва только они поднялись на холм, у Билли даже дух захватило: настолько чудесная картина открылась перед ним.

До самого горизонта, поднимаясь волнами на взгорьях и холмах, тянулся лес, казавшийся совсем нетронутым. Можно себе представить, что за зрелище открывалось с холма на густые заросли дубов, падубов, кипарисов, камедных деревьев в лучах неяркого осеннего солнца. Но и сейчас любой мог чувствовать себя так, словно он посетил мир в иную историческую эпоху.