Цви Прейгерзон - Дневник воспоминаний бывшего лагерника (1949 — 1955)

«Бейтар» — организация молодых сионистов, главой и вождем которой был Зеев Жаботинский, умерший в 1940 г. в Нью-Йорке. Он был весьма одаренным человеком и бойцом по натуре. Прекрасный оратор, писатель и переводчик, поэт, человек большой силы воли, Жаботинский был главой правого крыла в сионистском движении. Находились такие, которые называли его главой еврейских фашистов. Он был очень деятелен, имел большие способности в военном деле. Бейтаровцы восхищались им.

Я познакомился с бейтаровцами только в лагере, до ареста я ничего не слышал об их организации. В Караганде мне много рассказывал о них один парень из Каунаса — Йехэзкэль Пуляревич.

Меня привезли в Караганду в начале пятидесятого или в конце сорок девятого года — в пустой лагерь, из которого вывезли японских военнопленных. В течение десяти дней лагерь заполнился заключенными, привезенными из разных мест, — новичками и старыми лагерниками. Вслед за нами прибыла большая группа старых заключенных, в основном с Урала, с лесоразработок и деревообделочных предприятий. Среди этапников этой группы был и Иехэзкэль Моисеевич Пуляревич.

Шестого или седьмого января 1950 г. мы с Баазовым беседовали на иврите (в бараке). Подходит к нам парень и спрашивает:

— Вы говорите на иврите? — и начинает говорить с нами на этом же языке. Выяснилось, что он прибыл с последним этапом, его поселили в соседний барак. Мы обрадовались этому человеку из-за его хорошего иврита. Но когда узнали Пуляревича ближе, еще больше полюбили его за прекрасные душевные качества.

Пуляревич был одним из руководителей бейтаровцев в Каунасе. С приходом советской власти в сороковом году его арестовали и дали десять лет. По окончании срока, в начале ноября пятидесятого года, его освободили и сослали в Сибирь на лесоразработки. Его жену и сына Шаби [8] Шаби — начальные буквы имени и фамилии Шломо бен Иосефа — парня-бейтаровца, повешенного англичанами в Палестине… Сын Пуляревича — врач — был членом команды израильской подлодки «Дакар», затонувшей в 1968 г. в Средиземном море. сослали в сороковом году в город Славгород в Сибирь.

Мы с Иехэзкэлем стали большими друзьями. Десять месяцев нашего совместного пребывания в лагере оставили неизгладимый след в моей памяти.

13.8.57 — Когда я познакомился с Иехэзкэлем, ему было лет тридцать шесть. Роста он был ниже среднего, плотный, лысоватый; нос с горбинкой; серые глаза и выдающийся вперед подбородок. Он родился в Литве. Во время первой мировой войны его семья переселилась на юг Украины. После революции, в соответствии с договоренностью между Советской Россией и буржуазной Литвой, они вернулись в Литву. Мать его умерла. Еще мальчиком, в школе, в 26-м или 27-м году, он стал бейтаровцем. Эта организация была популярна среди еврейской молодежи, особенно в Каунасе. Иехэзкэль стал руководителем каунасских бейтаровцев, насчитывавших несколько сот молодых людей. «Бейтар» был международной организацией, его ЦК был в Лондоне. Когда Жаботинский бывал в Каунасе, его встречали со знаменами, торжественно пели песни, подносили цветы. Вождь произносил пламенные речи…

У Пуляревича я научился многим песням. […]

Как я говорил ранее, песни в лагере были как лечебный бальзам. А для меня они были как молитвы. Сильное впечатление производила песня «Хаялим альмониим» («Неизвестные солдаты»), которую Иехэзкэль пел низким голосом, в темпе медленного торжественного марша.

[…] Мотив для песни «Едиди авад ли» («Потерял я друга») был взят из песни «Кубанские казаки». Первый куплет сочинил Иехэзкэль, второй — я.

14.8.57 — Много прекрасных часов провел я с Пуляревичем. Я был инвалидом, не работал, но весь день я ожидал окончания рабочего дня Пуляревича (он был в числе трудоспособных). Вот мы гуляем по узким дорожкам среди бараков лагеря, солнце клонится к западу, небо голубое, чистое и высокое. Мы гуляем вдоль ограды лагеря, говорим на иврите. Иехэзкэль рассказывает о жизни бейтаровцев в Каунасе, о целях и задачах организации, о буднях и праздниках, о песнях и о своих устремлениях.

Власти Литвы не препятствовали сионистскому движению, все организации существовали официально, устраивались демонстрации, проводились собрания. Были еврейские гимназии в Каунасе, Шауляе и в других городах. Иехэзкэль тоже кончил еврейскую гимназию. Раз в неделю бейтаровцы организовывали концерты, которые передавались по радио. Основные мероприятия они проводили в своем клубе. Там по вечерам собиралась молодежь, проводились собрания, встречи, пели песни, изучали иврит — каждый бейтаровец был обязан знать иврит.

За несколько лет до смерти Жаботинский вышел из Всемирной сионистской организации и организовал свою, основанную на неприятии социализма и необходимости создания любыми средствами — огнем и мечом — еврейского государства по обе стороны Иордана. «И если арабы будут нам помехой на пути возрождения народа — мы, бейтаровцы, клянемся, что нас не запугает кровь». Мне, воспитанному на дружбе народов, было странно слушать подобное, я спорил с Йехэзкэлем. Но все это было для меня ново и интересно.

Помимо рассказов о быте и целях «Бейтара», Иехэзкэль посвятил меня в свою личную жизнь. Рассказывал о своей жизни в Каунасе, о женитьбе. Иехэзкэль получал от жены посылки и письма. Нелегко это было ей, живущей в ссылке в Сибири с ребенком. Она работала швеей. В лагере Йехэзкэль работал на общих работах.

Мне трудно оторваться от воспоминаний о Йехэзкэле — моем младшем товарище и брате. Он скрасил первый год моей жизни в лагере, был для меня утешением… Почти каждый вечер мы гуляли с ним по одной и той же дорожке вдоль забора из колючей проволоки. Вот опускается вечер, западный небосклон занимается багрянцем, легкий ветер дует из степи, звезды одна за другой начинают появляться на небе. Перед нами — бараки, пыль. Над проволочной оградой — вышки надзирателей…

Осенью 50-го года кончался срок Йехэзкэля. За месяц до окончания срока он написал письмо Ворошилову, чтобы ему разрешили поехать в Славгород, где находилась его семья, но ответ не пришел, и его направили в Красноярский край, на лесозаготовки в тайгу.

Последний его день в лагере мы провели вместе. Красивы осенние дни в Караганде. Солнце золотит своими лучами степь, чистые облака плывут в небе. Тепло. Мы сидели с Йехэзкэлем около доски объявлений. Он рассказывал мне о жизни в Каунасе после того, как Литву захватил Советский Союз. Девушки и парни разъехались, некоторых арестовали, другие начали новую жизнь…

Бейтаровцы встречались мне и в других лагерях — Аврович, Штукаревич… Однако такого, как Иехэзкэль, я уже не встречал. Его любили и уважали не только евреи, но и литовцы, язык которых он хорошо знал.