Цви Прейгерзон - Дневник воспоминаний бывшего лагерника (1949 — 1955)

Каплинский был совсем другим: маленького роста, степенный. Ему было лет 50. По специальности инженер-электрик, он много лет проработал в проектном институте в Москве и был известен в среде специалистов-энергетиков. В проектном отделении лагеря он возглавлял все электротехнические проекты. К нему приходили за советами и консультациями вольнонаемные из проектной конторы Воркуты.

Я не помню, за что Каплинский получил 10 лет. Жена у него была русская, моложе его на три года, было у них две дочери. С Каплинским мы тоже часто гуляли. Школьник и он были хорошие люди, я любил их. Несколько раз я был у них в бараке, выгодно отличавшемся от остальных: посередине проходил коридор, а с двух сторон были комнатки, в каждой из которых стояли металлические кровати в один этаж.

30.9.57 — Среди лагерников прошел слух, будто, начиная с 52-го года, зэкам будут платить зарплату, которая будет начисляться в зависимости от качества и количества выполненной работы. Львиная доля заработка будет отчисляться в пользу лагеря, а какая-то часть попадет заключенным.

Самой собой понятно, что эти разговоры занимали лагерников, особенно много говорил об этом Каплинский: он был очень предан семье и озабочен ее материальным положением. Как у руководителя отдела электротехники, его оклад должен был составить полторы тысячи рублей. Но сколько он получит на руки? Каплинский был человеком практичным, но вместе с тем у него было доброе сердце. Он серьезно относился к окружающему миру, не был мечтателем, был далек от фантазий и его не особенно беспокоили воспоминания.

Среди заключенных евреев в лагере я также знал Литвакова, сына редактора газеты «Дер эмэс». Его отец был в свое время арестован и расстрелян. Литваков был молодым инженером, до ареста работал на заводе «Динамо» в Москве. На этом заводе, как и на заводе «ЗИС», были произведены массовые аресты среди евреев, в их числе был арестован и Литваков. В нашем лагере он был всего несколько дней, и я успел поговорить с ним только один раз. В тот морозный вечер, когда мы с ним гуляли по территории лагеря, под ногами скрипел снег. Говорили о разном, в том числе и об обвинении, предъявленном группе работников «Динамо». Я спросил его относительно отца. Молодой Литваков был полностью оторван от еврейской жизни, деятельность его отца в «Дер эмес» была далека от него, он даже не умел говорить на идиш. Такова участь многих семей в нашей стране. И мой сын, и мои дочери не знают языка своего народа… Все было разрушено и рассеяно.

Следует, пожалуй, сказать о еврее-фельдшере 1-го ОЛПа. Человек лет 30-ти с лишним, тучный, он работал в больничном отделении лагеря. Это был лагерник, получивший срок за службу у немцев в годы войны. Ему удалось выдать себя за нееврея, и он работал у нацистов переводчиком. В годы моего заключения я встретил нескольких евреев, работавших у немцев переводчиками.

Между тем, каждый день я выходил на работу в ОТК шахты № 1 («Капитальная»). Там был мой мир: уголь, вагоны и поезда, взятие проб, составление документов. Рядом с помещением ОТК было здание для подготовки угольных проб и их анализа.

Постоянного рабочего места у меня не было. За все три месяца моей работы в ОТК мне так и не была ясна моя роль. В конце концов я устроился в полутемной комнатке, названной «нарядной». Там стоял маленький расшатанный стол, а вокруг него три деревянные скамейки. В этой комнате сходились работники перед и после окончания смены. Во все остальное время комната оставалась свободной.

1.10.57 — Тусклый электрический свет освещал эту маленькую закоптелую комнату. Угольная пыль покрывала исцарапанные стены и жалкую мебель. Окна не было, комната была полностью изолирована и не проветривалась, днем и ночью горела лампочка. Воздух тут был затхлый. Я сидел около изрезанного, заляпанного стола часами. Никакой определенной работы у меня не было.

Начальником ОТК был Сазин — вольнонаемный, только что окончивший Горный техникум в Воркуте по специальности обогащения угля. О нем говорили, что он любит прикладываться к бутылке. Я с ним беседовал один-два раза, в моей памяти он запечатлелся как человек пустой.

За этим ОТК наблюдал Свержев, тоже вольнонаемный. Он был старше меня, отбыл десять лет срока в Воркуте, работал в ОТК еще в заключении. Это был энергичный, знающий свое дело человек. Кроме этих двух были еще «специалисты» по качеству угля, тоже вольнонаемные, один — молодой коми, светловолосый, курчавый, и двое русских, бывшие зэки. Остальные — все заключенные.

Среди зэков выделялся Константин Иванович Лисовой, парень лет 30-ти из Одессы, отбывавший 15-летний срок. Костю уважали не только заключенные в ОТК, но и вольнонаемные. Он готовил главные документы, сертификаты о качестве угля, а также вел отчетность, переговоры с начальством — словом, заправлял всем в ОТК. У него был молодой помощник-зэк, красивый парень из центральной России (из Курска или Орла). Они сидели в большой комнате ОТК напротив окна. Условия труда у них были неплохие.

У меня с Костей Лисовым установились хорошие отношения. Он много рассказывал о жизни в Одессе во время оккупации города немцами (видимо, работал у них в те годы). Однажды мы с ним и еще с одним заключенным даже выпили пол-литра — в рабочей зоне за деньги можно было достать горькую. Лисовой относился ко мне как к подчиненному, как богатый дядюшка — к бедному родственнику, одним словом — свысока. Я не обращал на это внимания, меня угнетала неопределенность и расплывчатость моей «работы». Рабочих отношений ни с Костей, ни с другими работниками ОТК у меня не было. Но были встречи, были разговоры с некоторыми из них, и несмотря на то, что я не жил в их бараке, постепенно они перестали смотреть на меня косо.

Иногда я захаживал на другую половину ОТК — туда, где производились анализы проб. Были там две просторные комнаты, в которых на больших стальных листах производилась подготовка проб для химических анализов (дробление, сокращение, рассев). В одной из комнат стояла молотковая дробилка, размельчавшая пробы угля до 3-х мм. Остальные операции парни выполняли вручную, работа по подготовке проб для химического анализа была мало механизирована.

2.10.57 — В отделении для подготовки проб работало несколько заключенных. Среди них был слесарь Федя, Федор Григорьевич, — молодой украинец с 20-летним сроком, бледный худой парень с больными глазами. Он занимался исправлением портившихся сит для просева угля, изготовлением пломб для запечатывания колб с пробами угля, ремонтом дробилок, их регулировкой и прочими слесарными работами. С этим Федей я иногда беседовал. Мне кажется, он старался сблизиться со мной и выглядел так, будто тяжелый камень лежит у него на сердце. Однажды он мне рассказал кое-что о своем прошлом. В годы второй мировой войны он работал в одном из лагерей смерти. По его словам, он занимался сортировкой вещей убитых евреев, а иногда — упаковкой волос убиваемых еврейских женщин. Волосы собирались в большие мешки, перед этим их дезинфицировали. В этом лагере был большой склад, куда складывали мешки с волосами до их отправки в Германию. Вещи умерщвленных сортировали по определенным правилам — костюмы из разных тканей, домашнюю утварь, туалетные принадлежности и т. п. Иногда в вещах находили весьма ценные вещи: золотые изделия, драгоценные камни. Немцы, в конце концов, прогнали Федю с работы. По его словам, это случилось потому, что он пытался спасти двух еврейских девушек. Но это было сказано бегло, за этими словами последовала пауза. Причины его увольнения остались для меня неясными. Может быть, его преследовали тени лишенных его руками жизней? Может быть, в этом и была причина его особой бледности и худобы? Может быть, в то время, когда он бил молотком, всплывали перед его взором глаза замученных им людей, черные испуганные глаза? Может быть, он пугается ресниц то ли девочки, то ли девушки, изнасилованной перед смертью? А может, ему мерещатся лица женщин, волосы которых он собирал в мешки для упаковки в день их гибели?.. Федя все это видел, во всем этом участвовал, возможно, он и поиздевался над теми двумя девушками перед их уничтожением, о которых говорил, что хотел их спасти. Может быть, все это всплывает в его сознании, когда он поднимает и опускает свою руку с молотком?..