Цви Прейгерзон - Дневник воспоминаний бывшего лагерника (1949 — 1955)

Среди работников ОТК был и Власов — широкоплечий тридцатилетний парень. В 1-м лагпункте Власов слыл бандитом. Я его боялся. О нем рассказывали, что он убил немало людей. Каким-то образом он доставал водку и в пьяном виде затевал скандалы, кричал на других заключенных. Не раз мне слышались шум, возня, крики и пощечины в отделении, где работал Власов. Если кто-то и называл меня «старый жид», то это был Власов. У него была репутация бандита и убийцы. Но Костя как-то умел влиять на этого типа, а я старался держаться от него подальше.

Как же я поразился, когда через какое-то время увидел Власова в 9-м лагере в роли бригадира строительной бригады. Еще через некоторое время он стал ударником, и часто его имя значилось на Красной доске победителей «трудового соревнования» (до 54-го года в лагерях так называлось то, что на воле — «социалистическим соревнованием»). Вместо бандита я увидел тихого вежливого человека — полную противоположность прежнему Власову.

Потом мне рассказали, что после моего перевода в 9-й лагерь среди работников ОТК были произведены массовые аресты. Был арестован и Костя, и другие украинские парни. Власов в это время был переведен в 9-й лагерь. Какова была его роль в этих массовых арестах и почему они произошли — мне неизвестно…

3.10.57 — Так проходили дни — однообразные, при тусклом освещении, похожие один на другой. Развлечением нам служило наблюдение за возней белых крыс. Большая семья белых крыс с красными глазками и длинными хвостами нашла себе пристанище в одном из ящиков в лаборатории. Главу семьи прозвали Терентием Спиридонычем. Он был очень активный, любил покушать и имел целый гарем самок. Ранее я уже писал, что зэки относились с любовью и симпатией к животным Семью крыс кормили отходами пищи, остатками хлеба и т. п. Ящик, в котором они жили, время от времени мы чистили, так как иначе невозможно было выносить запах. Костя проявлял особую заботу о крысах. Так, он изгнал самку — «проститутку», как он назвал ее только потому, что после родов она тут же стала заигрывать с Терентием и заманивать его к себе. Костя считал это аморальным. Семья расплодилась, и Лисовой решил раздать их парами тем, кто пожелает их взять. Размножение крыс шло в геометрической прогрессии, поэтому трудно было держать их всех в лаборатории. Солдаты тоже брали белых крыс домой для развлечения. Я был равнодушен к этим зверькам (особенно не любил их красные глазки).

Так шли дни. Я нашел себе дело. При проверке качества сортировки угля я установил, что много мелких фракций угля попадает в породу и идет из шахты в отвал. Я предложил установить систему сит для просеивания всей массы. Поговорил об этом со Свержевым — он заинтересовался. Решили, что я отберу несколько тонн и сделаю анализ породы на наличие оставшегося угля. Мне выделили рабочих, и в течение нескольких смен мы отобрали с ленточного конвейера две пробы породы. Гранулометрический анализ показал, что в породе содержится большой процент угля, который выбрасывается.

Я обработал результаты лабораторных анализов, составил таблицы и показал их Свержеву. Старик заинтересовался моими выводами о том, что при внедрении моего предложения шахта получит миллион рублей экономии в год. Мы решили, что я напишу свое предложение в БРИЗ шахты. Так я и сделал. Хотя никто, кроме меня, не принимал никакого участия в разработке этого предложения, да и сама идея была моя, но я решил взять соавторами Свержева и Лисового.

Через какое-то время меня вызвал главный инженер шахты, предложил сделать полное обследование сортировки угля и написать ему свои выводы и предложения по усовершенствованию этой операции. Это была весьма серьезная работа. Наконец-то у меня было осмысленное занятие. Для полного представления о том, как решить эту задачу, мне нужно было познакомиться с конструкцией сортировочных машин и принципом их работы.

Я стал работать в техническом отделе шахты, во главе которого стоял старый зэк Иван Николаевич, лет 50-ти. И хотя все остальные работники были вольнонаемными инженерами, его уважали за хорошее знание дела. Он прекрасно знал шахту, все ее закоулки. Шахта «Капитальная» была одна из самых больших и наиболее технически оснащенных в Воркуте.

У Ивана Николаевича было морщинистое лицо и пронизывающий взгляд. Ко всем — и не только к заключенным он обращался на «ты». Иван Николаевич предоставил в мое распоряжение всю техническую документацию по сортировке угля и отвел мне для работы большой свободный стол. В течение нескольких дней я изучал техническую документацию. В новом кабинете мне работалось хорошо, там были совсем другие условия, не похожие на те, что были в темной и грязной комнатке ОТК.

В соответствии с заданием главного инженера шахты мне предстояло проверить работу сортировочного отделения. Возглавлял это отделение старый зэк Столяров, который встретил меня настороженно. Ему было около 50-ти, он досиживал свой 15-летний срок, и ему предстояло освободиться всего через несколько месяцев. Он был арестован в 1937 г. по обвинению в антипартийной деятельности, кажется, за то, что был сторонником «Льва» (Троцкого). Столяров руководил несколько лет сортировкой, был толковым организатором — при нем сортировка работала неплохо.

4.10.57 — В 1-м лагпункте мы получили на руки свою первую зарплату — мне выдали 50 рублей наличными.

В зоне начала работать продуктовая палатка, где можно было купить сливочное масло, конфеты, консервы. Правда, очередь громадная, надо выстаивать часами, но я стоял. Было очень приятно купить что-нибудь на заработанные деньги и тем самым несколько облегчить жизнь моим родным, постоянно озабоченным отправкой мне посылок.

Отношения с работниками ОТК становились все лучше и лучше. Работал там армянин Петросян, который каким-то образом достал мою книгу по обогащению угля, и мы с ним много беседовали на эту тему.

В феврале или марте 1952 г. каждому из нас дали новые номера вместо буквы «Р» (Речлаг), считавшейся знаком позора. Много дней в лагере занимались нашивкой номеров. Для этого были мобилизованы и призваны все портные и «художники» лагеря. «Художник» рисовал черной краской на белых лоскутках номера, а портной тут же пришивал их на всю имевшуюся у заключенного одежду — на левый рукав и на левую штанину. Заключенных без номеров начальство сажало в БУР.

В лагере, как и на воле, все покупалось и продавалось. Были «художники», рисовавшие для «красивости» номера на шелковых кусочках ткани. Вскоре на рукавах многих «придурков» и некоторых заключенных появились номера, выполненные по всем правилам «искусства». И странное дело, куда приятнее было видеть бушлат с номером, выполненным с художественным вкусом, чем неровный, кривой номер, намалеванный на грязном белом лоскуте, пришитом к рваному бушлату. Действительно, человек приспосабливается к любой обстановке и стремится приукрасить ее. Но дерьмо, сколько его ни разукрашивай, так дерьмом и останется…