Цви Прейгерзон - Дневник воспоминаний бывшего лагерника (1949 — 1955)

26.11.57 — В апреле 1953 г. пришел ко мне Крекер в сопровождении молодой девушки по имени Луиза Николаевна Путятова. Он представил ее мне как мою помощницу — с этого дня она стала работать в нашей лаборатории. Несмотря на молодой возраст (21 год), она уже была замужем, кормила ребенка грудью, и у нее был сокращенный рабочий день.

С появлением Луизы в нашей жизни произошли некоторые изменения. Эта русская девушка из Калининской области (город Кимры) после окончания семилетки поехала в Воркуту учиться и в 52-м году окончила техникум по специальности обогащение угля. Еще будучи студенткой она познакомилась с Володей Путятовым, тоже студентом техникума (по специальности электромеханика), и вышла за него замуж. Путятов — по национальности коми — был старше Луизы на один год и учился курсом выше.

Луиза (до замужества Парфенова) была очень приятной женщиной. Невысокая курносая блондинка с голубыми глазами, розовыми щеками и нежным цветом лица. Губы всегда красные и сочные, зубы ровные, красивые. Вдобавок, она щебетала своим нежным детским голоском. Странным для России именем Луиза ее нарекли потому, что в день ее рождения старшая сестра Зина (в то время ей было 10 лет) читала роман Майн-Рида «Всадник без головы», где героиней была Луиза. Этот роман так захватил Зину, что она начала уговаривать родителей, чтобы ее сестренку тоже назвали Луизой. В те годы у русских было принято называть новорожденных необычными именами — Октябрина, Спартак и т. п.

На первых порах Луизу нельзя было назвать отличным работником. Она была ленива, много болтала, хотя ее разговоры в условиях лагеря были не в тягость. Ежедневное общение с такой приятной женщиной, после стольких лет отдаленности от прекрасного пола и воздержания, было для нас как свежая роса. Особенно воспламенились наши молодые люди — они стали заходить в нашу лабораторию, чтобы поговорить с Луизой.

Луиза мне помогала, главным образом, во время проведения флотационных опытов, требовавших участия двух человек. Впоследствии она хорошо изучила работу, научилась делать расчеты с помощью арифмометра (у нас был старый арифмометр, куда старше Луизы) и стала неплохим помощником, хотя так и осталась болтушкой. Весной 55-го года меня перевели работать в большую лабораторию (там тоже был беспорядок) в поселке Рудник за зоной, туда же, мне в помощь, перевели и Луизу. Я несколько раз заходил к ней на квартиру на улице Ленина, где они с мужем, в качестве молодых специалистов, получили большую, хорошую комнату с центральным отоплением, канализацией и т. п. Я видел и ее девочку. В 55-м году Луиза опять забеременела, теперь у нее дочь и сын.

…В этом году в Москве ночевали у меня Луиза и ее муж (дети остались у матери Луизы), мне было приятно поболтать с Луизой, вспомнить прошлое…

Химические анализы делал для нас Пшеничный. Но вскоре Стадников начал какую-то новую работу, и он загрузил Пшеничного полностью. Тогда мне разрешили взять в лабораторию еще одного химика. Так у нас появился Эрнст Вирт — молодой немец, лет двадцати, до ареста учившийся в Лейпциге. Там была раскрыта «антисоветская» группа, арестовали несколько студентов, среди них и Вирта. У них был гимн: «Дойчланд, Дойчланд онэ аллес», что означает — «Германия, Германия без всего» (вместо «превыше всего»). Вирт получил 25 лет.

Он был высокий, носил очки, на лице постоянная улыбка, разговаривал неторопливо. С Кумером они были приятели. Все немцы были связаны между собой. Собирались и в лаборатории: Кумер, Вирт, Ян, иногда приходил и Ганс Матес, завхоз нашего барака. Ян любил петь (в Германии он пел в известном хоре). Среди других он пел, к примеру, тирольскую песню «Йодл-йодл» с красивыми переходами от мужского голоса на высокий фальцет. Напевал он также арии из оперетт.

В нашем лагере было более ста немцев из Германии. Большинство из них выходили на общие работы, но среди них были и придурки. Нас с Кумером перевели в барак № 17, где завхозом был немец Матес. В этом бараке не было ни одного еврея, но было много немцев и литовцев.

28.11.57 — В 17-м бараке жил и Вирт. Там я ни с кем не сблизился. И немцы, и литовцы были чужды мне по языку и по духу, хотя среди них было немало хороших людей.

Ганс Матес рассказывал мне на своем плохом русском языке о жизни в Германии. Он держал там фотоателье, вел дело с размахом и имел филиалы в обеих частях разделенной после войны Германии. Его обвинили в шпионаже и дали 25 лет. Это был приятный молодой человек с каким-то еще не исчезнувшим детским выражением лица. У него была круглая голова, крепкие зубы, серые глаза, приятный мужской голос. Он был холостяком, девушки его любили, он отвечал им тем же. Ганс любил рассказывать о своих любовных приключениях. Вспоминал о детстве, об отце, о матери, умершей от сердечного приступа. Ганс приходил иногда в рабочую зону, чтобы раздобыть кое-какие материалы для нашего барака, в особенности краски: Ганс любил красить столы, табуретки, даже столбы барака, причем по несколько раз в году. Приходя к нам в лабораторию, Ганс рассказывал анекдоты на ужасном русском языке. Он любил подурачиться. Однажды в воскресенье на вечернюю перекличку пришел в наш барак подвыпивший солдат. Он начал читать по списку фамилии заключенных, и каждый должен был в ответ громко назвать свое имя и отчество Когда он дошел до Ганса, тот громко ответил: «Гей цум шванц!» («Иди на…!») Солдат смирился с таким странным именем, никто громко не засмеялся, чтобы Гансу не попало, но когда солдат вышел из барака, раздался оглушительный взрыв смеха…

29.11.57 — Так проходило время в лагере: днем — в работе, а вечерами — в прогулках и беседах с товарищами по несчастью. Художественную литературу я читал мало, хотя больше, чем сейчас. Каждый день я «молился», то есть пел еврейские песни на идиш и на иврите — пел тихо, про себя, по особому расписанию на каждый день. Изредка получал из дому письмо или посылку — такой день для меня был праздником.

В лаборатории мы работали часов по одиннадцать, даже в выходные дни было приятнее приходить сюда, чем оставаться в лагере. По воскресеньям мы не работали, но читали там техническую литературу, выдаваемую нам в большом количестве. Кумер тоже читал техническую литературу в свободные от работы дни. Книги он получал через Крекера по абонементу городской библиотеки. Мы получали и периодику из-за границы. Однажды я даже читал в «Глюкауф» [16] «Глюкауф» — научно-технический журнал, выходивший в Восточной Германии (ГДР). перевод моей статьи, опубликованной в журнале «Уголь» еще в конце 48-го года. В дни отдыха я занимался также изобретательством.

В начале 54-го года наш ЦНИБ комбината «Воркутауголь» превратился в филиал Всесоюзного научно-исследовательского института угольной промышленности (ВУГИ), находящегося в Москве. Несколько месяцев я продолжал заниматься обработкой и исследованием керновых проб, но с наступлением весны моя лаборатория превратилась в лабораторию по флотации угля. Заведующей была назначена Ольга Павловна Бажова, жена Присадского […].