Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Семен Семенович про себя подумал: «Глупенький… На коленях ползает… Мучится, голубчик. Страдает…» Громко позвал шофера:

— Вася! Катай, дорогуша, в парк. Федя сплоховал — нализался. Хватай его за поясницу, связывай и заталкивай в автомашину. — На пороге интимно предупредил: — Вася! Ты только того… Молчок. Спросят, чья машина, скажи — «скорая помощь». Спасаешь чудака. В буфете пробкой подавился…

А как уж мне попало, пусть ему будет пусто.

— Это вы написали? Не говорите — вы! По почерку вижу, ваша шпилька! Да, Федя повел себя недостойно. Это верно. В парке культуры в одних трусах хрюкал! Но простите… Человек не рассчитал… перебрал. Поллитровочку вылизал… А вы не маленький… Вас учить не надо. Вы хорошо знаете, что от поллитра не только захрюкаешь — залаешь!..

Но вы забыли одно: Федя — сила! Кипучий, энергичный. Ногтями из-под земли строительные материалы вырывает! Кирпич с неба хватает! А вы такого способного, солидного человека опозорили. Вы написали: «В мутной воде носится щука на дне».

Эх, вы! Сочинитель! Разве можно сравнивать человека с рыбиной? Экспедитор Вертун по базе ходит ногами, а вы все факты извратили. Черканули: «Какая-то щука плавает с поплавками…»

Хвалю вас за мешки. О мешках вы написали истинную правду. Мыши таки здорово повредили мешкотару. За это преступление дьявольские коты понесли заслуженную кару. Понесли и понесут… Да, понесут!

Мы это позорное дело рассматриваем серьезно, по-деловому. Назначили тебя экспедитором — гори! Погорел — гаси себя персонально, на ходу. Сам зажег, сам и гаси. Не погасишь — пеняй, неосмотрительный, на себя. Нянек у вас нет. Взялся за дело, не шуми: трудновато, мол, тяжеловато. Мы пессимизма не признаем. Мы очень важное учреждение. Доить себя, простите, мы никому не позволим. Или дергай, или будь ты неладен, не высовывай вперед свою мелкособственную психологию!..

На базе шум, гам, столпотворение! Федя Вертун занес было ногу в кресло замзавбазой, а бухгалтер Ольга Ивановна осторожненько его за ногу — хвать!

— Извините! А дебет?

— Какой дебет?

— Разве вы забыли — дебет? Припомните, вы по-латыни учили: де-бет?

— Ах, дебет? Изучал, изучал. Припоминаю… Дебет… То дебет, а то дебеты, а то — де-бет… Припоминаю… Левая сторона бухгалтерского счета… В ту сторонку заносятся наличные поступления… Почему же — припоминаю…

— Верно… Так вот по этому дебету на ваш счет занесено: кирпич, краска, стекло, доски, ошейники…

— Какой кирпич?.. Какие ошейники?

— Не знаю, какие ошейники — собачьи или телячьи.

— Ах!.. А я думал… Спросите Семена Семеновича… Он всему голова.

— Семен Семенович сдает дела. Вам это известно?

— Известно. Вчера его половина говорила: «Едем в Ялту».

— Не знаю, куда он поедет… Потворствовал хапугам. Сняли с работы.

Не сел Вертун в кресло замзавбазой. Латынь подвела…

Да что и говорить: солнце, свежий воздух и вода — наилучший отдых, наилучшая красота в природе. Нырнешь в воду, вынырнешь, поплывешь, выберешься на берег, ляжешь на песочек… Ляжешь, а тебя солнышко тепленько обогревает, тебя и ветерок вокруг обвевает…

Ох какое это большое человеческое удовольствие!

Чудесно! А что уж на свежем воздухе аппетитно обедается. И не говорите, и не скажите — и ешь, и пьешь, не знаешь, куда оно и девается.

И разве ты правду скроешь: одну опрокинешь, так вроде возле речки одной и маловато…

Так вот я и думаю: «Разве я у бога теленка съел? Разве я не могу нырнуть и вынырнуть? Разве мне не хочется на живописном берегу на одной ноге попрыгать!»

Заявляю — хочется. Пришло воскресенье, и я куда? На речку, на Ворсклу! А как на грех, к речке только два автобуса ходит. А желающих и в пять автобусов не войдет.

Подошел автобус, я туда! А оно — тпру — ни туда, ни сюда. Спасибо добрым людям, на руках внесли.

Втиснулся. Сел. Как вдруг кто-то как прыгнет, да и упал на меня.

— Извините. — говорит, — это я. Разве вы меня не узнали? Я же ваша соседка. Хорошо, что я на вас налетела. Не дай бог, на другого — беда! Не доехала бы до Ворсклы, сбросил бы с дороги. А вы, ей-богу, порядочный человек. Терпеливо, спокойно сидите. Другой бы на вашем месте брыкался, кричал: «Кар-кар-раул! Спасайте! Вы меня задавите!»

А если подумать — чего кричать? Зачем шуметь? Сиди, молчи, вместе ведь на речку едем… Да и автобус все равно не остановится. Значит, будь благородным, терпи. Вы очень терпеливый! Сколько у вас людского благородства. Вот я навалилась на вас, а вы хоть бы пикнули. Как я завидую вашей жене! Она, наверное, на вас и утром, и вечером ездит… Да и то сказать: надо же и жене когда-нибудь на муже посидеть. Хоть немножечко, хоть чуточку, а чтобы, значит, и наша взяла.

Соседка говорит, а я чувствую, что уже будто второй раз испугался — потом обливаюсь.

А дородненькая соседка успокаивает:

— Вы же, пожалуйста, не шевелитесь — терпите! Давайте я вам на другое плечо кошелку переставлю. Не крутитесь, а то пироги выпадут. Я вас и пирогами угощу, вы только довезите меня до речки целой, невредимой.

Вдруг чувствую, что-то мне мокрое на шею капает.

— Не обращайте внимания, — ласково предупредила соседка. — Нате вам рушничок. Вытирайтесь. Это компот! Я вот наварила компота, налила в горшок, и, когда сунула в двери, какая-то раззява взяла да и прижала горшок. Вот, наверное, компот и течет. А может, и ситро потекло. Когда вот оттуда нажимают, отсюда налегают… Я вам так благодарна, такое вам большое спасибо. Только благодаря вашей пояснице, я как-нибудь доеду до Ворсклы и искупаюсь в холодной воде.

На предпоследней остановке мне полегчало: соседка свои мешки поставила кому-то на ноги. Тот завопил:

— Гражданка! Вы на мою ногу свой мешок поставили!

— Извините, дедушка, не врите. Мешок стоит на моей ноге.

— Ну-ка, потрогайте, на моей! Не выдумывайте! Вот это? Так это же моя нога.

— Как ваша? Разве я своих ног не знаю. Я свою ногу пятьдесят три года ношу.

Соседка в крик:

— Что же это на свете творится? Не могут разобраться — где чья нога!

Но тут объявили: «Ворскла!»

Я скорее к киоску: хоть полстакана холодной воды! А мне резонно отвечают:

— Скорее ныряйте на дно. Там такая холодная вода — льда не надо!

Живописное колхозное село Мандрики. Хаты беленькие, тополя ровненькие и высоконькие. Чудесные садочки. Всякие фрукты в этих садочках растут.

Идем мы по чистенькой улочке и встречаем симпатичную тетеньку.

— Здравствуйте! С воскресеньем, будьте здоровы!

— Спасибо! Здравствуйте и вам!

— Далеко ли до вашей птицефермы?

— Э-э… Это вы, голубчик, не тудою пошли. Вам надо сюдою… Вот сюда!.. Сюда и сюда… Затем будет школа. Десятилетка. Минуете школу, идите вот туда. Пройдете вот туда, тогда вот такочки… Никуда не сворачивайте: так, так и так… Влево, вправо, мимо больницы и выскочите на гору. На горе стоит Дом культуры. От Дома культуры спускайтесь вниз, вниз, в самый овраг. Потом оврагом, оврагом и оврагом. А там вам тропинку и малое дитя покажет. Да вам не надо много и спрашивать. Идите напрямик! Вот видите хату с зелеными ставнями? Вот, вот… Сюда смотрите!.. Там Домаха, наша звеньевая, живет. Первая хата — Филимона. Вторая — Варивона… А третья, со ставнями — Домахина… Сразу за Варивоном… Это же он на той неделе сына женил… Максима… С действительной пришел. Позвали и меня на свадьбу, спасибо им. Хоть я им и родичка никакая: десятая вода на киселе… Максим узнал меня. «Здравствуйте, — говорит, — тетка Килина! Садитесь рядом». Воспитанный! А взял он Оверкову Галю. Она у нас и делегатка, и депутатка… Дивчина — золото. Умненькая да красивенькая…