Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Я его тут однажды и поймал.

«Несушек, — спрашиваю, — хватаете? А кто ж нам яйца будет носить?»

А он стал в гордую позу и вымолвил: «Я, — говорит, — теперь в ваших руководителях. Я буду носить».

«Вы будете яйца носить! Тьфу! А еще в руководители лезете! А такое мелете».

Да за вилы. Оно, извините, на человека нельзя вилами махать, но я махнул.

Ноги его тут не стало. Не слышно и не слышно. Слыхал, что его куда-то передвинули. Может, на гусятине больше перепадет…

Для чего мы здесь выращиваем кур? Так просто? Нет, не так. Государству сдаем и сами богатеем. А подшефному заводу надо гостинец повезти? Конечно, надо. Рабочий класс нам всю эту механизацию наладил. У нас с рабочим классом крепкая дружба. Будете чего писать о нас, то и про этот драгоценный союз, пожалуйста, напишите…

Как-то и мне кутья боком вышла.

Понес я на сочельник кутью родному дедушке. Темно-темно на дворе, а я, маленький хлопчик, иду вдоль плетня и несу узелок.

По дороге меня встречает здоровенный рябой пес.

Встретил и норовит, окаянный, вцепиться зубами в то место, что пониже спины.

«Эх, — думаю, — напасть! Порвет штаны. Праздничные, новехонькие, в клочья разорвет».

Слыхал я, бабуся рассказывала, что от святого пирога грешная собака вмиг гибнет. Подавится!

Отломил я полпирога.

— На! Подавись!

Пес съел, не подавился.

Думаю: «Должно быть, полпирога маловато. Брошу целый-целехонький, — наверное, не пролезет, застрянет в горле».

— На, — говорю, — хватай! Погибай!..

Схватил пес целый пирог. Смотрю, и целый пирог не застрял в горле, пролез.

Пес даже не поперхнулся.

Дедусь, к которому я с кутьей приковылял, утешает: «Не плачь, Сашуня, не плачь. Подавится! Завтра он вот тут, на огороде, и ноги протянет».

Побежал я на другой день на огород. Посмотреть на диво, как рябой пес от моих пирогов вытянул свои ноги.

Прибегаю. Мама моя! Пес как прыгнет, как повалит меня лапами.

Вот была кутья!

В кутью меду добавляют по-разному.

— Кум, собрались люди!.. Такой день… Наливайте и хлопцу…

Батько:

— Да оно… конечно… Давай, сынок… трахни!.. Люди просят…

Под конец вечера:

— Вася! Племянничек… Возьми еще и эту. А то будет бегать за тобой. Возьми, пусть не бегает…

— Дядько, это вы меня, ей-богу, хотите споить?

— Васька! Без разговору!.. Я тебе дядько? Дядько. Я тебе хочу добра? Хочу, Кутью мы едим? Едим. Так чего же ты нос воротишь.

Утром:

— Вчера, чтоб мне с этого места не встать, на кума лихорадка нашла: «Будьмо да будьмо… Без пары ничто живое не бывает… Да бог троицу любит… Давайте ж и по четвертой: ведь хата о четырех углах…» Ну, никакого у кума понятия… А теперь, поверите, как кто доску вставил — не сгибается поясница. Хоть лопни, не согнешь. Вот такая кутья.

— И на мою куму нашло. Пристала и пристала к моему Васильку: «Пей, сынок, это мед. Пей, дитятко, это медок… Вкусненький, сладенький…» Я и не думал, а он молоденький, глупенький, и нализался…

…Эти вечера начинаются просто. Простенькая и обстановка. Стол. На столе всякая всячина: кутья, взвар, свиной студень, колбаса… И вот та…

В этот вечер ее называют — «вот та».

— Вы, кум, какую кутью готовили: ячменную или пшеничную? Соломой или дровишками топили?

— Нет, я варил по-новому, на антраците.

— Кто же против антрацита? Давайте, кум, попробуем вот той.

— Давайте так давайте. Кум, вы человек грамотный. Скажите, сколько было апостолов?

— Двенадцать… Двенадцать, кум. Хорошо писали. Ох и писали же душевно: «Приидите ко мне, алчущие и жаждущие, и я утолю вас…» Давайте, кум, еще и ее, вот той… Она хорошо утоляет…

— Говорите, кум, двенадцать?.. А я думаю, почему евангелие такое толстое? А почему же они по-разному писали? Матфей одно писал, а Павел — другое?

— Эге-ге!.. Это вы мне, кум, задачу задали. Вы лучше запросите открыткой. Коротенько напишите: «Мы слыхали, что в нашем районе благотворно работает Общество по распространению политических и научных знаний. Пожалуйста, приезжайте к нам в село. Мы вас с радостью встретим и машину вышлем. Сотворите в нашем клубе чудо — прочитайте лекцию». Вы знаете, кум, я сегодня был в клубе — холодина!.. Даже замерз! Давайте разогреемся вот той…

— На здоровьечко… Угощайтесь… Закусывайте колбасой.

— Вы что, кум, ошалели? В такой вечер — закусываете колбасой? Грех же!

— Какой там, у беса, грех? Грех, если не наливают. Вы думаете, ангелы не пьют? Пьют!.. И ангелы в чайную залетают!

— Да оно и правда. Разве ангелы не такие люди, как мы? Будьмо!

— Опрокиньте, кум, опрокиньте… Лишь бы на душу шло…

А рано утром, еще, как говорят, начинает только на свет благословиться:

— Ой, жена, спасай! Печет!

— Где, голубчик, печет? В спине, в коленях? Или, может, под ложечкой сосет?

— Голова горит! Вот тут… Вот тут, будто кто рога приделал… И крутит, и вертит, даже в глазах темнеет…

Вот оно, значит, апофеоз сочельника — кутья рогом лезет….

Бывает, что к кутье не только мед дают, но еще и свинью подкладывают…

— Василь! Я же сегодня кабана заколол. Приходи хвост смалить!

Свиной хвост кум умел и смалить, и хорошенько уксусом намочить. Хватанешь — аж в носу закрутит.

Да разве только в носу?.. И земля под ногами закрутится. Приходится тогда ее, горемычную, руками держать. Чтобы не так качалась…

А в бригаде горячая пора — время завозить семена.

Спрашивают:

— Машина к вывозке готова, заправлена?

Отвечают:

— Не знаем, заправлена ли машина, а Василь Михайлович подходяще заправился… Лежит!..

— Зовите, пусть встает!

Говорят, чтобы быстро встать, надо освежающий снег к голове приложить. Но по новой процедуре не снег к голове, а голову к снегу надо с разгона приложить!.. Вот эта процедура хорошо, говорят, освежает…

Не знаю. Не пробовал. Рекомендовать не буду.

Чего скрывать, я давно хотел в пекло попасть.

Вы, спрашиваете, что меня туда тянуло? Признаюсь — не терпелось разглядеть, за какие же винтики многоженцев хватают, когда в казан бросают.

Хотелось увидеть и другое: как возле казанчиков выгибаются и изгибаются пьянчуги, хапуги, бюрократы, казнокрады…

Да!.. Что хотел, то хотел. Родичи, правда, не пускали. Более того — пророчили. Бабуся говорила:

— Тебе стежечка выпадает прямо в рай!