Вениамин Додин - Воспоминания

Сандальнейший юридический нонсенс–преступление, возможный только у нас…

Нина Оттовна, — огорчённая необходимостью снова оставлять глубоких стариков одних, но успокаиваемая уверениями моего старшего брата Иосифа и его Прасковьи забрать их к себе в Сталино, — план Шуры Голованова приняла. Возможно (но не наверняка при стоической прагматичности характера её!), потому ещё приняла, что больно уж убедительны и красочны были свидетельства знатоков и источников в литературе о природных красотах и чудесах этой феерической русской Швейцарии. А страшного ртутного фона предназначаемого нам Акташского эльдорадо по молодости лет мы не испугались. Тем более, домашний фармацевт сказала — СПРАВЛЮСЬ! А зря ничего она не говорила…

СПРАВИЛАСЬ: стали дедом и бабушкой дети. Четверо внуков выросли. Трое растут. Растут правнуки — здоровы все. Сама — на 83–м году — работает безусловно в своё удовольствие и на радость людям… И всё ещё воспитывает 90 летнего что то ещё делающего супруга…

Вскоре, с Ниной Оттовной, маленьким Сашей и не родившейся ещё, но родиться готовящейся крошкой Фаичкой, — оставив в Москве Папу и Бабушку, — двинулись мы сперва поездами Транссиба, а потом машинами в самый конец легендарного и загадочного Чуйского тракта. В самый дальний и дикий пустынный район Горного Алтая на границе с Монголией. Там, в тупике Тракта, я без шума принял… П/Я. Взяв на себя смелость да и наглость тоже возглавить строительную реконструкцию сложнейшей технологической системы надёжно упрятанного в горах одного из закрытейших Акташского Горно–металлургического (на ртути) Комбината.

Приступив с Ниной Оттовной каждый к своим обязанностям и наскоро освоив приготовленный для нас уютный деревянный домик, впритык почти что притулившийся к основанию отвесной 700 метровой скалы, полуразрушенной недавним землетрясением, мы отдышались. Отошли понемногу от столичного счастья. И, — кроме как эпических, и во сне не могущих присниться пейзажей вокруг, — приобрели удовольствие принять у себя как на голову свалившуюся младшую, любимую конечно, сестричку Нины Оттовны Лилию. Не без приключений, сложными и даже опасными вольтами, добравшуюся сюда из диких лесных урманов Красноярского края. Где, только что в горно–таёжной глуши его, на забытом людьми и Богом прииске успешно окончила среднюю школу. Это был первый выезд из дома в свет прекрасной Енисейской принцессы. Девочки, в самом деле красивой и изящной до умопомрачения. Такие, как королевский Белый Гриб, родятся, растут счастливо минуя внимания охотника–раззявы, и вырастают благополучно только под сенью бескрайних могучих лесов у хрустальных струй ледяных горных ключей! Но… Сказка–сказкой — воспринимала она поездку не иначе как своё свадебное путешествие. Тем более, впереди были праздники. Много замечательных праздников! Один из них — выбор ВУЗа. Для рождённой под таёжной сенью у лесных ключей событие куда более значимое, чем встреча с женихом! Ещё надо было родиться ссыльной. Ждать годами без капли надежды на счастье конца удушающего несчастья неволи. Дождаться — уже почти взрослой — чуда освобождения. Счастья дождаться ОБРЕТЕНИЯ ПРАВА на жизнь. На жизнь! Ни много ни мало!… И до и после работать тяжко день и ночь — не выжить иначе! Работать в доме, в тайге, на прииске, на лесосеке. Уметь валить лес, пилить его, колоть. Много пилить и колоть. Иначе не прожить восьмимесячной зимней стужи. Носить воду. На коромысле носить — НА СЕБЕ — из речной проруби на береговую кручу, где дом. Много носить — для семьи, для скота, для огорода.

Фигурка зато какая!

Корчевать опушки, сдирать вечно мёрзлый грунт под посев, канавы копать бетонной прочности мёрзлую землю… Руки и ноги какие зато, тело какое… будто великим итальянским скульптором изваянные!…

И растить брюкву с капустою, лелеять в мерзлоте картошку, без которых не будет сил жить и расти… Расти, расти, расти. И хорошеть, конечно… Для несведущих оборачиваясь порфироносной лесной Нимфой… По–доброму оттирая, отталкивая от себя, отваживая и оберегая, прикрывая и защищая о-очень нескромные для всепроникающего жеребцовского глаза прелести свои. А если точнее, свою честь… Постоянно увёртываясь от стад довольно наглых лесных (там им самое место, в лесах–то!) Фавнов. К прелестям в открытую тянущихся…

И, как учила мама, жить так, чтоб не сильно обижать этих тянущихся, склоняющихся к ним, разъярённых видом их, запахом их, озверевавших от близости их и красоты этой… здоровых парней и молодых и не молодых мужиков. У которых у всех есть НА ТО всевидящие глазища! И ловкие руки, — ловчей некуда, — и которые — все как есть — видят и чувствуют всё как есть… Словом, жить и вести себя так, допустим, как жила и вела себя в первой главе жизни своей, и как прожила главу эту старшая сестра её, кое–чем, ну чем могла, поделившаяся обо всём этом в своём романе МОНОЛОГ НИНЫ. (Опубликованном в 2010 году там же, в Издательском Доме LIBERTY BELL, Philadelphia, USA, а потом в России, на сайте ПРОЗА. РУ)…

Задумано было девочкою ИЗ СЕВЕРНЫХ ЛЕСОВ здорово!

Она немедленно, — скорей всего со мною вместе, — едет в Москву. Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Томск там — не в счёт — провинция! Учитывать надо, — и это девочка осознаёт, — школа на безвестном прииске — Царскосельский ИХ Лицей, все же не Царскосельский Лицей пусть эпохи Пушкина! Потому хотя бы консультанты необходимы. В Москве мы консультируемся с моими друзьями — профессорами Сизовым и Киселёвым, с учителем профессором Ветошкиным. Дочь его — несравненная, с мировым именем, вокалистка Ирина Архипова — у неё свои возможности…

12 ноября 1957–го года мы выехали из Акташа в Москву. Я — чтобы добыть средства для окончания работ по реконструкции Комбината. К этому времени Министерства Цветной металлургии уже не существовало, а молодой Алтайский совнархоз помочь нам еще не мог. Лилия — искать контакты с высшей школой. К слову — субстанции, одна о другой понятия не имевшие

…Спускались Чуйским трактом по бесчисленным его серпантинам на не считанных перевалах, с легендарными его «ловушками» — вырубленными в нависающих стенах скал тесными нишами. Куда, — попятившись, подчас с километр–два, у самой уже осыпающейся и вот–вот улетающей в тошнотворную бездну кромки тракта, — втискивалась очередная машина, пропуская встречную…

В то время в надоблачную мешанину Чуйского пейзажа естественно вписывались чуть видимые с его полотна многочисленные останки машин, упавших со скальных «бом'ов» в мрачные глубины километровых ущелий. Ведь уже тогда по этой международной(!) трассе меж СССР и Монголией, — перевозя в одну сторону тысячи голов скота и тысячи тонн шерсти — в другую бесчисленные промышленные товары и оборудование, — сновало более 300 (в каждую сторону!) большегрузных ЗИЛов и ЗИСов. И это одного только Управления Чуйско—Восточного-Тракта! Как правило, управляемых ВОДИЛАМИ, набившими квалификацию на примерах чужих несчастий. Всерьёз по установившейся традиции гордящимися собственной службой именно на опаснейшем тракте. А сколько их гоняло по нему развалюх районных и колхозных? Знавших единственную цель — БУТЫЛКУ?! И если вспомнить когда в последний раз тракт ремонтировался всерьёз и всерьёз хотя бы подновлялся? Становилось понятным откуда на дне бесчисленных пропастей… бесчисленные останки…