Вениамин Додин - Монолог Нины
- Название:Монолог Нины
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вениамин Додин - Монолог Нины краткое содержание
Монолог Нины - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
За боровиком — любимые мои лисички и шампиньоны. А к осени, — опята, рыжики… Чудо! Истинное чудо. Всё ж таки, Господь берёг заблудших в Лесах Его или насильно туда загнанных, и уготовил им пищу тоже божественную… У нас недалеко, — дня два — три ходу летом, или чуть поменьше зимою, на лыжах, — из–за высоченных увалов и крутых долгих подъёмов, — древний, в урманах, скит. В нём, — я ребёнком была, — монахи жили. Беглецы с каторги. С царской ещё. Так они одними только грибами жили и мёдом из бортов — от пчёл диких. Старики старые–престарые. А здоровы были — все четверо — как лоси…
Ну а всё это грибное богатство солилось, мариновалось. И, без остатка, уплеталось за обе щёки прожорливой нашей оравой.
С началом лета — где–то в середине, или во второй половине июня — прозрачным сперва и во истину животворящим соком наливаться начинала лесная ягода! И будто кровью заливало долины бесчисленных ручьёв и речушек, когда поспевала непроходимыми зарослями красная смородина — кислица, по местному. И подлесок, будто в волшебной сказке, покрывался оранжево кумачовым туманом — сплошной ягодою! Собирали её сперва пальцами — не терпелось очень сорвать и съесть поскорее эту прелестную свежесть! Но нас быстро научили строить совки из тонких ивовых прутьев, а потом и с жестким толстым, — из «рояльной» проволоки — захватом. Пару десятков движений таким совком — «комбайном» — и ведро наполнено! Тайга глуха. Безлюдна. В округе с сотню квадратных вёрст кроме нас, жителей маленького посёлка, брать гриб и ягоду не кому. И кислица, простояв положенное ей время, опадает. И только опадёт — сейчас же, вместо неё, — и на том же самом месте, — в поймах тех же речушек и ручьёв вырастает новая ягода, сестрица кислицы — тоже смородина, но «чёрная». Из–за неё тайга по низу покрывается теперь уже фиолетово–синим «туманом»! И ещё сильнее светлеет, когда недели через две, — до отвала накормив боровую птицу, мелкую таёжную живность и медведя, — и эта ягода опадает, простояв свой урочный срок…
Сахар у нас свой: в глухих ложках и овражках, спрятанных в ближних чащобах и не дальних урманах, сажаем тайно, а осенью собираем тихо, урожай сахарной свеклы, удивительно как, но вырастающей у нас — именно, у нас — на замшелом гумусе, под слоем которого прячется «страшная» напасть — вечная мерзлота. Местные, соседи, — с кем судьба заставила подружиться и кто, потому, посвящён, — удивляются. Им начальство долдонит постоянно, что на ней, на мерзлоте, ничего расти не может, потому как не может никогда! Они «верят» грустным этим байкам, но не без удовольствия. Потому как рук прикладывать «в таком разе» не надо. И пьют себе. Благо спирт в лавке не выводится. А закуска — она в тайге вольно растет или бегает.
И вот, у нас, — у кулаков, у «врагов трудового народа» немцев, которых новые друзья наши недавно ещё — голодных — палками на лесосеку гоняли, — на огородах и плантациях секретных, рядом с домом почти что, из–под снега весной появляются дружно стрелки и соцветия озимых овощей. А у них, у «народа трудового», вкруг изб, — когда тот же снег сходит, — плотная — от завалинок до опушек — щетина бутылок из под спирта и бормотухи. Долгой зимою выкидывают их — по опорожнении — одну за одной в окошки — «кто дальше!».
Сахар привозят в посёлок осенью. После навигации. И раз в квартал по карточкам распределяют. Среди вольных, конечно, — по пять фунтов на семью. Нам сахар не положен — мы ссыльные, и женщина наша — мама — саботажница: норму не даёт. Но у нас сахар свой. Самодельный. Мы варим варенья и мармелады. Кладём морозить на наледь под мхи засахаренные бруснику, морошку и сибирский виноград — голубику. И угощаем соседей, которые верят в советскую власть, как Отче Наш повторяют, что «ничего на мерзлоте вырасти не должно», но нас не выдают. Тюремная «этика» — она и им не чужая: кого ни копни — потомок каторжника или ссыльного…
А нам в советскую власть, которая спит и видит, как нас извести, верить не сподручно. Мы уверенны, что «и на мерзлоте всё растёт!». А между делом готовим настойки из Богоданного чабреца, из зверобоя, из золотого корня — Радиолы Розовой — нашего Женьшеня. Да чего только ни заготавливаем! Семья–то большая. Новые работники или подрастают, или уже выросли. Живы и здоровы, слава Богу, наши старики, которых, — как и нас, детей, — должно и побаловать чем–то вкусным и питательным… Для этого — опять же ночами — выходим на «золотой» промысел: ищем повсюду, в особенности, у таёжных опушек, где днём ходит и пасётся скот, коровьи «лепёшки» — назём. Затариваем их в лубяные мешки — ведер первое время у нас тоже не было. Не продавали, А если бы и были они в поселковой лавке, всё равно купить не на что. И вот в «лубянках» разносим назём по нашим тайным «плантациям». И там раскладываем его, под тоненьким слоем гумуса, по верх мёрзлой земли. И — «чудо» свершается! Все растёт. А советская власть всё долдонит, что не растёт ничего.
Потому зацикливаюсь на этом отвратительном и точно уж не русском непотребстве, что ещё ребёнком знала: те, кто пока над нами «властвуют и советуют» нам, изгаляясь над народом, они не то что назёмом — они з е м л ё ю брезгуют, — которая кормит их и, пока, держит, — именуя её г р я з ь ю.
Всем нам всё время нужно работать, чтобы дома всё было. Чтобы был достаток — мы кулаки! Вот только с хлебом, мукою и крупами не получается пока — их для нас нет. Пока нет. Что ж, люди мы не гордые — печём лепёшки из размолотой коры, но с ягодами, травами, с сахарком даже. Что только ни придумываем, чтобы голод на хлеб обмануть. Тем более, «небесполезно это», как говаривал наш молчун дедушка Николенька. И то, как всё таки жили мы без хлеба, который нам не давали? Да и без мяса первое время, когда добывать его не разрешалось — а мы, по первости, и не умели его добывать. Как и обходить запреты не научились ещё. Папа–то — он уже с двумя подросшими братьями сутками на морозе работал! Мясо им обязательно нужно было, чтобы не свалиться. И нам, маленьким, чтобы расти.
Потому, как бы мы ни относились к легитимности державшей нас за горло власти, пришлось пойти на преступный её обман. Ничуть не иронизирую. Просто были мы, в отличие от апологетов её, законопослушными гражданами н а ш е й страны. А обман её, настоящей нашей, в планы наши не входил.
… Как–то — лет через тридцать — в Новой Англии, брат Бена рассказал нам, как их общий дед Чарли «беспардонно надувал» своих покупателей. До того обретался он с огромной семьею в Белоруссии где–то. И старшие его сыновья, — эмигрировавшие в Америку ещё в конце 19 века, — прежде, чем весь этот кагал к себе «выписать», в 1913 году купили отцу в сельском пригороде Бостона молочную ферму. Сейчас это почти городской центр.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: