Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Помню одну из первых наших неудач на этом поприще. Лариса, Дима Монзиков и я провели несколько дней, ютясь в крошечной комнатушке проходной будки одного из рыбзаводов Вологодской области. На его территории кормились остатками производства какие-то крупные чайки, интересовавшие нас, и другие, более мелкие, относящиеся к виду сизая чайка. Все наши попытки поймать нужных нам птиц не привели к успеху, хотя несколько сизых чаек, менее острожных, угодили-таки в расставленные нами сети.

Стало очевидным, что успешно ловить чаек мы сможем только в гнездовых колониях, где каждая птица привязана к определенному, постоянному месту пребывания, именно, к своему гнезду. Методика отлова в таких условиях состоит в следующем. На край гнезда, в отсутствие его хозяев, кладется приманка снабженная определенной дозой снотворного. В кусочек рыбы помещается вещество под названием б-хлоралоза. Количество его должно быть достаточно строго выверено: примерно 30 мг на птицу массой от 800 до 1500 г. Если чайка, проглотившая приманку, окажется слишком увесистой, снотворное может не подействовать. А недостаточно упитанной грозит опасность не проснуться после осмотра, измерения, взятия крови и фотографирования на цветную пленку.

Для самой чайки оптимальной оказывается ситуация, при которой она, съев приманку, отдает еще себе смутный отчет в происходящем: видит подходящего к ней человека и опасается его приближения, но не имеет сил улететь. Такие птицы довольно быстро возвращаются к состоянию активности и к нормальной жизнедеятельности. Но для ловца это далеко не лучший вариант: приходится очень медленно, крадучись, подходить к чайке, сидящей на краю гнезда, и в последний момент падать на добычу, вытянув вперед руки, удерживающие что-нибудь, чем удобно накрыть птицу (например, телогрейку). Поведение орнитолога при этом выглядит со стороны в высшей степени забавным. В моем архиве есть несколько видеозаписей этого финального момента отлова чаек Димой Монзиковым.

Он отрабатывал всю эту непростую методику на протяжении двух полевых сезонов в колонии чаек, добраться до которой из Москвы можно было без особых затруднений. О ее существовании мы узнали из литературы. Располагалась она в Нижегородской области, неподалеку от деревни Ситники, в которой Дима мог коротать ночи после дневных наблюдений. Чайки гнездились там на месте оставленных торфоразработок, которые позже превратились в водоем площадью около 15 га с разбросанными по нему сплавинами. Первые три пары чаек загнездились здесь за десять лет до начала нашего исследования, а теперь колония состояла уже из двух сотен особей.

Судя по расположению колонии относительно основных ареалов серебристой чайки и хохотуньи, примерно на 250–300 километров ближе к первому, мы первоначально рассчитывали увидеть здесь в основном чаек первой из этих форм. Однако картина неожиданно оказалась совершенно иной. Анализ окраски 27 отловленных чаек и результаты наблюдений за 130 парами показали, что большинство птиц выглядят промежуточными между обеими формами, да еще и с преобладанием признаков хохотуньи. Что касается акустических характеристик криков, издаваемых местными чайками во время демонстрации «долгий крик», то здесь можно было слышать как размеренные мелодичные пассажи серебристой чайки, так и своеобразный истерический «хохот» южной формы.

Не менее неожиданным оказалось то, что помимо птиц со светло-серой окраской спины, разные оттенки которой характерны для серебристой чайки и хохотуньи, в колонии присутствовали в небольших количествах особи с темно-серой и даже с почти черной мантией. Первые были похожи на западносибирских чаек формы heuglini , чей ареал локализован много севернее Нижегородской области, в Большеземельской тундре (в частности, в окрестностях Архангельска, более 900 км к северу). Вторые выглядели как представители отдельного вида под названием клуша ( Larus fuscus ), распространенного в Прибалтике и далее к западу, на севере Европы.

Все это заставляло прийти к выводу, что перед нами локальная гибридная популяция, возникшая на пространстве, где навстречу друг другу расселялись серебристые чайки с севера и хохотуньи – с юга. К тому же здесь очевидным образом должна была иметь место примесь генов еще двух северных форм. Последнее предположение подтверждалось тем обстоятельством, что в 18 из 130 пар присутствовали в качестве половых партнеров чайки как серые, так и в той или иной степени черноватые. Более того, среднее число яиц в кладках таких пар оказалось достоверно большим, чем у тех, в которых оба партнера выглядели «серыми».

Теперь, чтобы проверить, насколько справедливо наше предположение о реальности гибридизации, идущей на всем протяжении разрыва между ареалами серебристой чайки и хохотуньи, нам следовало изучить еще несколько колоний на этом пространстве. Среди них обязательно должна была быть хотя бы одна, находящаяся в ареале генетически чистой серебристой чайки, Это позволило бы выявить отличия ее генотипа от уже имевшихся у нас его оценок у хохотуньи, а затем оценить генетическими методами уровень смешанной наследственности в колониях, локализованных между основными ареалами этих двух форм.

Мы запланировали изучить еще одну колонию в этих регионах, но далее к северу, ближе к ареалу серебристой чайки, а затем еще две, уже внутри него самого. То есть, решено было использовать метод пошаговых исследований на трансекте, описанный выше в главе 6, где речь шла об изучении гибридных зон у черных каменок и сорокопутов. В качестве первой из этих трех колоний мы наметили располагавшуюся на Рыбинском водохранилище, в 450 километрах к северо-западу от той, которую мы уже исследовали в Нижегородской области. Что касается самой северной, то здесь наш выбор пал на популяцию серебристых чаек на Айновых островах в Баренцовом море, примерно в двух тысячах километрах к северо-северо-западу от деревни Ситники.

В такого рода исследованиях самое, пожалуй, трудное – это добраться до места, намеченного для проведения самих полевых работ. Обычно приходится ехать «на перекладных», пересаживаясь с поезда на поезд, затем на автобус, и т. д. А оказавшись уже совсем близко к цели, попадаешь в полную зависимость от кого-нибудь, кто соглашается отвезти тебя в нужное место на моторной лодке, но лишь если у него появится свободное время.

Бывает, что его-то не оказывается вообще, или же в последний момент мотор выходит из строя. Именно так и произошло, когда мы с Димой, приехав на базу Кандалакшского заповедника на побережье Белого моря, пытались попасть на остров, лежащий всего лишь в двух-трех километрах от берега. Мой низкий поклон Александру Сергеевичу Корякину, в то время заместителю директора заповедника по научной работе, который согласился доставить нас туда на весельной лодке, выполняя роль гребца на пару с Димой.